История Древнего Востока

История народов Афганистана до сих пор во многих ее разделах еще мало исследована. Степень изученности отдельных периодов и проблем и обеспеченность источниками не могли не сказаться на полноте и характере изложения. Так, в главах по древней истории особое внимание уделялось археологическим и нумизматическим материалам, поскольку для этого периода они часто являются основными или даже единственными источниками.

Афганистан — Страна гор и пустынь. Площадь современного афганского государства равна примерно 650 тыс. кв. км 1 4/5 ее занято горами и высокими плоскогорьями 2.

В северо-восточной части страны смыкаются высочайшие горные системы мира, образуя мощные массивы Памиро-Гиндукушского горного узла. Отсюда в различных направлениях расходятся горные цепи и хребты. По большей части они веерообразно устремляются на юго-запад. Там, у границ Ирана и Пакистана, раскинулись каменистые и песчаные пустыни: Дашти-Марго («Пустыня смерти»), Регистан («Страна песка») и др.

К сравнительно низменным областям относятся земли Систана и Балха (древняя левобережная Бактрия), но и они расположены на несколько сот метров выше уровня моря 3.

Многие города Афганистана расположены очень высоко над уровнем моря: Кабул — 1760 м, Газни — 2360 м.

Высота отдельных вершин Гиндукуша — более чем 7 тыс. м. Один из хребтов Гиндукуша отходит на запад, постепенно понижаясь к перевалам Бамиан и Дандан-Шикан. На крайнем северо-западе Афганистана находится, хребет, за которым на некоторых картах сохранилось античное название Паропамиз, употреблявшееся древними авторами для обозначения всей западной части Гиндукуша и даже в еще более широком смысле — применительно к горной системе Гиндукуша в целом.

Протянувшиеся от вершин Гиндукуша до Паропамиза горные хребты делят страну на две части (северную и южную) и служат водоразделом между бассейнами рек Аму-Дарьи, Инда и Гильменда.

На восточных границах Афганистана хребет Хиндурадж отделяет долину Кунара от горных областей Баджаур и Дир (в Пакистане). Далее к югу до Кветто-Пишинского нагорья простираются Сулеймановы горы, по которым проходит афгано-пакистанская граница. Эти горы не очень высоки (в центральной части несколько более 3 тыс. м, но весьма круты, суровы и почти повсюду безлесны, обнажены и пустынны.

Через Сулеймановы горы имеется ряд проходов к Инду: из Кабула по руслу р. Кабул через Хайбарское ущелье; из Газни через горный проход Точи и Гомальский проход; из Кандагара к Кветте по ущелью Ходжаки, а затем через Чаман и Боланский горный проход.

В центральной части Афганистана находится нагорье Хазараджат, пересеченное многочисленными хребтами, отдельные вершины которых поднимаются более чем на 4 тыс. м над уровнем моря. В юго-восточной части страны расположено обширное Газни-Кандагарское плоскогорье, высота которого на востоке достигает 3,3 тыс. м. На юго-запад оно понижается уступами, постепенно сливаясь с полосой пустынь. Крайний северо-запад страны представляет собой область холмистых предгорий Паропамиза, переходящую на территорию Туркменской ССР и известную уже в источниках IX— X вв. под названием Бадгис (Бадхиз). Это название сохранилось за ней до наших дней.

Афганистан отличается большим разнообразием климатических условий, что связано прежде всего с рельефом страны. В целом Афганистан находится в субтропических широтах, однако климат его довольно суров, что связано с континентальным положением страны. Муссоны, несущие влагу с Индийского океана, лишь изредка проникают на территорию Афганистана. Для климата страны в целом характерны: сухость воздуха и малая облачность, незначительность осадков и высокий расход влаги на испарение, резкость колебаний годовых, среднемесячных и суточных температур4.

Большая часть осадков выпадает зимой в виде снега и меньшая часть — в виде весенних дождей. Летом и осенью дожди крайне редки (за исключением некоторых долин восточной части страны), а в Кандагаре, Гиришке, Фарахе и Герате в эти времена года их обычно совсем не бывает.

Сухость климата характеризуется высокой испаряемостью и низкой цифрой среднегодового количества осадков, в основных земледельческих, районах не превышающей 350 мм. Поэтому во всех основных земледельческих районах Афганистана с древних времен распространено поливное земледелие. Для орошения используются воды рек, ручьев и в некоторых случаях грунтовые воды, которые подводятся на поля по подземным каналам («кяризам»).

Воды крупнейших рек Афганистана — Аму-Дарьи, Гильменда, Кабула, Герируда и Мургаба — далеко не в одинаковой степени используются для орошения. Вследствие трудности проведения каналов из Аму-Дарьи эта самая многоводная река Средней Азии непосредственно для ирригации на территории Афганистана до последнего времени не использовалась. Только в наши дни в независимом Афганистане стало возможным приступить к решению проблемы освоения ее вод для сельского хозяйства. В прошлом же на левобережье Аму-Дарьи воду для орошения полей брали только из ее притоков.

Со стороны Афганистана в Аму-Дарью впадают Кокча (в Бадахшане), Кундуз (другое ее название Баглан), Бал.т (Балх-аб, иное ее название — Банди-Амир) и др.

Река Герируд, орошающая Гератский оазис, также относится к бассейну Аму-Дарьи, но не доходит до нее, теряясь в песках в пределах Туркменской ССР 5. Река Мургаб пересекает советско-афганскую границу около Бала-Мургаба и, так же как Герируд, до Аму-Дарьи не доходит, пересыхая у Марийского (Мервского) оазиса Туркменской ССР.

Крупнейшая река внутреннего бессточного бассейна Афганистана— Гильменд. Она начинается в горах между г. Кабулом и Бамианом. В верхнем течении, направляясь на запад, Гильменд пересекает Хазараджат. Стекая с гор на равнину Заминдавара, река орошает юго-западный Афганистан, теряясь в солончаках Систана.

Река Кабул в своем верхнем течении орошает земли южных склонов Гиндукуша и долину г. Кабула, а оттуда прорывается через несколько ущелий и течет по Лагманской долине (в древности Лампака); далее пересекает Джалалабадскую низменность и через Хайбарский проход выносит свои воды в Пешаварскую долину в Пакистане, где около Аттока впадает в Инд.

Афганистан — страна чрезвычайного разнообразия ландшафтов. Контрастные различия наблюдаются не только между отдаленными, но даже между соседними районами 6.

Сулеймановы горы являются границей крупных географических областей, различающихся климатом, растительным и животным миром. Особенно ярки контрасты между природными условиями Афганистана и Индостана при переезде от г. Кабула до г. Пешавара, расстояние между которыми не более 300 км. В Кабуле и в окрестных долинах пирамидальные тополя и белые акации (а в сравнительно бедных водою местах — саксаул и тамариск) — это еще очень близко напоминает картины природы Средней Азии, тогда как в Пешаваре — пальмы Индии, могучая южная растительность и не бывает зимних холодов (температура в ноль градусов воспринимается жителями Пешавара как на редкость суровый мороз).

Однако путешественник, едущий по р. Кабул от афганской столицы в сторону Пешавара, попадает в новый мир, еще не успев перевалить через Сулеймановы горы. В районе Джалалабада на расстоянии всего лишь около 150 км от Кабула, влияние Индийского океана и тропического юта сказывается сильнее, чем где бы то ни было в других крупных оазисах Афганистана, и здесь в эту суровую горную страну по-настоящему вторгаются субтропики 7.

В описании Кабульского вилайета — по точности, полноте сведений и меткости наблюдений, имеющем мало равных в литературе восточного средневековья, — Бабур так характеризовал резкую разницу между районами Кабула и Джалалабада: «Жаркую полосу от холодной полосы отделяет перевал Бадам Чашме. На кабульской стороне этого перевала выпадает снег, на курук-сайской и лагманатской сторонах снег не идет. Миновав этот перевал, человек видит другой мир: деревья — другие, травы—другие, животные — другие, нравы и обычаи у жителей — другие» 8.

В Джалалабадеком оазисе — аллеи пирамидальных кипарисов, много прекрасных рощ апельсиновых и лимонных деревьев, цветет магнолия и дает плоды финиковая пальма. На полях возделывается сахарный тростник и вызревают другие южные субтропические культуры. Оазис славится исключительным плодородием, а отсутствие зимы позволяет заниматься земледелием круглый год 9. В наши дни в Джалалабадском оазисе ведется большое ирригационное строительство с помощью Советского Союза.

В районе Газни и во многих других горных районах Афганистана пригодной под посев земли мало и крестьянам приходится затрачивать большой труд не только на очистку посевных участков от камней, но и для наращивания слоя почвы, доставляя на поля землю 10. Значительная часть территории Афганистана еще мало используется для земледелия; расширение обрабатываемых площадей тормозится недостаточным развитием ирригации.

Основой хозяйства Афганистана остаются и ныне, как в течение многих предшествующих веков, земледелие и скотоводство. Оседлое население сосредоточено главным образом в оазисах Кандагара, Джалалабада, Герата, по левобережью Аму-Дарьи и в горных долинах Кабула, Бадахшана и других. Значительную часть населения страны составляют скотоводы-кочевники (не менее 2 млн. человек). Часть их ежегодно совершает сезонные перекочевки на большие расстояния, передвигаясь летом со своими стадами на север страны, а зимою возвращаясь в южные области.

Численность населения Афганистана, по приближенным оценкам, определяется в 13 млн. человек 11. Средняя плотность— около 20 человек на 1 кв. км. В районах пустынь и многих горных местностях на 1 кв. км приходится от одного до шести человек, а в высокогорных областях Гиндукуша — даже менее одного человека.

Население Афганистана отличается этнической пестротой. Самый многочисленный из народов этой страны (около 7 млн.) — афганцы, живут они в основном в южной и восточной частях страны. Язык афганцев — пушту (пашто, пахто) — относится к восточной группе иранских языков.

В быту и в общественной жизни афганцев до сих пор сохранились пережитки родо-племенных отношений, в частности деление на племена и роды. Самые крупные афганские племена (точнее, группы племен) —дурани и гильзаи; численность каждого из них около 1,5—2 млн. Дурани делятся на две ветви: зирак и панджпао. К ветви зирак относятся баракзаи, попользаи, алькозаи и ацакзаи; к ветви панджпао — нурзаи, исхакзаи, ализаи, хугиани, маку. Гильзаи также делятся на две ветви: гуран и буран (ибрахим-хель). В состав ветви туран (западные гильзаи) входят хотакя, тохи, андар, а ветвь буран (восточные гильзаи) объединяет племена сулейман-хель, али-хель и др.

Из остальных афганских племен наиболее многочисленны вардаки (около 125 тыс. человек) и сафи (примерно 120 тыс. человек). Горную область Хост населяют три племени — дзадзи, дзадран и мангал, известные под общим (территориальным) названием хоствал. Общая численность этих трех племен составляет около 300 тыс.

Свыше 5 млн. афганцев населяет северо-западные районы Пакистана. В XIX в. эти земли были захвачены Англией и стали частью колониальной Британской Индии. В 1947 г. они были включены в состав созданного в том же году нового государства — Пакистан. В Пакистане оказались полностью или в подавляющем большинстве такие крупные афганские племена, с которыми связаны многие события истории афганского народа, как юсуфзаи, вазиры, афридии, хаттаки, какары и др.

Вторая по численности народность Афганистана — таджики — всего (включая близкие к ним мелкие этнические группы) около 3 млн.

Хазарейцев в Афганистане более миллиона человек. Это народность монгольского или тюрко-монгольского происхождения, представители которой говорят на иранских диалектах. Узбеков, населяющих север страны, насчитывается также более миллиона. В Афганистане живут также туркмены, киргизы, казахи и каракалпаки.

В пределах Гератской провинции живет ряд народностей и племен, различных по своему происхождению, но говорящих ныне на языке фарси. Это таймени, хазара (или дех-и зейнат), джемшиды и фирузкухи, известные под собирательным названием чараймаков. Происхождение этих племен точно не выяснено, но признается, что во всяком случае значительная их часть отличается весьма смешанным этническим составом 12. В общей сложности численность их превышает 250 тыс.

Кроме того, в Афганистане живут белуджи, нуристанцы («кафиры»), теймури и другие этнические группы.

Земли Афганистана издавна отличались многоплеменным и многоязычным составом населения. Описывая в начале XVI в. Кабульский вилайет, Бабур сообщал, что в нем живут аймаки, тюрки и арабы, «в городе и в некоторых деревнях есть сарты, в некоторых других деревнях и в области — пашаи, парачи, таджики, бараки и афганцы». Отметив далее, что в западных горах вилайета находятся племена хазаре и никудерн, причем некоторые среди этих племен говорят на монгольском языке (моголи), а также, что в горах к северо-востоку расположен Кафиристан, а на юге — Афганиста, Бабур перечисляет следующие языки населения Кабульского вилайета: арабский,фарси, тюрки, моголи, хинди, афгани, пашаи, парачи, гебри, бараки, ламгани 13.

Далее, как бы подводя итог сказанному и сравнивая состав населения Кабульского вилайета с другими странами и областями, Бабур отмечает, что «такого разнообразия племен и различия языков неизвестно ни в одном другом вилайете» 14.

Пестрота этнического состава населения характерна и для современного Афганистана, что объясняется событиями многовековой истории и связано с географическим положением страны. Через территорию Афганистана, лежащую па путях из Средней Азии и Ирана в Индию, неоднократно передвигались различные народы и племена, проходили войска завоевателей. Сюда попадали самые разнообразные народности и этнические группы, а часть их задерживалась и оседала здесь.

Пестрота этнического состава была свойственна уже крупным политическим объединениям древности, существовавшим на территории современного Афганистана. Учитывая это, авторы «Истории Афганистана» стремились, насколько позволяет имеющийся материал, равномерно освещать прошлое различных областей страны и населяющих ее народностей, особенно при изложении событий ранних периодов, когда очень трудно (а в ряде случаев пока и невозможно) выделить и разграничить сведения, относящиеся непосредственно к предполагаемым предкам самих афганцев и других народов. Поэтому в главах, посвященных древней истории, в равной мере уделяется внимание как Бактрии, основная территория которой в настоящее время населена главным образом таджиками и узбеками, так и Арахосии и Дрангиане (южные области современного Афганистана), ныне населенным афганскими племенами.

По мере приближения к нашему времени, а особенно в разделах, посвященных событиям XVI—XVII и последующих веков, все большее место уделяется как истории отдельных афганских племен, так и афганской народности в целом, о которых появляется все больше сведений в источниках.

Термин «Афганистан» появляется, по-видимому, не ранее чем в VI—VII вв. н. э., но регулярно встречается в письменных источниках лишь с XIII — начала XIV в. Однако вплоть до образования в XVIII в. афганского государства этот термин применялся в источниках в этнико-географическом смысле, обозначая области, населенные непосредственно афганскими племенами 15.

Сколько-нибудь полное изложение истории афганцев невозможно без учета ее связей с историей соседних народов. Судьбы народов Афганистана, а в их числе и самих афганцев (и их предков), с древнейших времен были тесно связаны с историей народов Средней Азии, Ирана, Пакистана и Северной Индии. Следует постоянно иметь в виду, что политические, да и этнические границы, существовавшие в прошлом, как правило, значительно отличались от нынешних.

При отборе материала авторами были приняты два главных критерия: отношение излагаемых событий и фактов к истории народов, населяющих современный Афганистан; связь этих событий и фактов с территорией Афганистана (в нынешних его границах).

В соответствии с первым критерием авторы стремились в равной мере уделять место событиям истории афганцев, происходившим по обе стороны Сулеймановых гор, т. е. в областях, разделенных ныне афгано-пакистанской границей.

Принимая во внимание оба принятых критерия и основываясь на реальных фактах, определявших в течение многих веков судьбы Систана, рассматривается как целое древняя и среднезековая история этой области, часть которой сейчас находится в пределах Ирана, и т. д.

В общей и специальной литературе часто можно встретить стремление ограничить хронологически историю Афганистана средними веками и новым временем, начиная ее с первых упоминаний этнонима «афганцы» в письменных источниках и полностью опуская тысячелетия древнейшего прошлого. Такой подход нельзя признать правильным.

Между историей народа и историей его современного наименования нельзя ставить знака равенства. История народов, как правило, древнее истории их современных названий. Поэтому и историю афганцев и Афганистана следует начинать не со времени образования государства Ахмед-шаха в XVIII в. и даже не с VI—VII или X—XI вв. н. э., когда в письменных источниках начинает встречаться термин «афганцы», а с древнейших периодов истории человеческого общества на данной территории.

Может быть поставлен вопрос: не будет ли модернизацией перенесение в древность и средние века тех политических границ, которые сложились в конкретных условиях нового времени? Но авторы и не предлагают такого механического переноса. На территории, ныне занимаемой Афганистаном, уже в древности сложился ряд конкретных историко-культурных общностей, как, например, Арея и Бактрия, Арахосия и Дрангиана. Их судьбы были различны и политические границы изменялись. Иногда одна из этих областей становилась центром могущественного объединения (греко-бактрийское царство, газневидское государство), иногда они входили в состав держав, чьи политические центры находились далеко от них (ахеменидская империя, селевкидская держава, государства Моголов и Сефевидов). Каждый раз события соответствующих периодов рассматриваются в конкретно-исторической обстановке. Полагая, что одним из путей для избежания ошибок, связанных с модернизацией, является борьба с анахронизмами в терминологии, авторы пользовались историко-географическими и государственно-политическими названиями, применявшимися в греческих, персидских и других важнейших источниках рассматриваемого времени, такими, как Арахосия, Дрангиана, Сакастан (позднее Систан), Бактрия (позднее Тохаристан), Хорасан и т. п. Для обозначения территорий северо-западной части полуострова Индостан, вошедших в XIX в. в состав Британской Индии, а с 1947 г. в состав республик Пакистан и Индия, авторы употребляют историко-географический термин «Северо-Западная Индия».

Исходя из основных задач исследования истории народов, авторы стремились уделять особое внимание проблемам развития производительных сил и социально-экономических отношений, а также осветить, насколько позволяют данные, ряд вопросов истории материальной и духовной культуры.

История Афганистана дает материал, анализ которого позволяет поставить ряд методологических вопросов и выявить некоторые подробности, уточняющие и дополняющие имеющиеся в науке представления о социологических закономерностях. Прежде всего это относится к периоду позднего средневековья и нового времени, поскольку развитие феодализма, происходившее у многих афганских племен еще в XVIII— XIX вв., сравнительно детально освещается в письменных источниках. История афганцев дает возможность проследить этапы процесса возникновения частной собственности на землю, сменяющей при развитии феодальных отношений общую собственность на землю племен и их подразделений. Изучение развития феодализма у афганцев позволяет также осветить на конкретном материале переход родовой общины в соседскую, возникновение личной (феодальной) зависимости, изменение сущности родовых обычаев (при сохранении их формы) и ряд других проблем, в анализе которых многое было сделано И. М. Рейснером, впервые исследовавшим историю афганских племен и афганского государства с позиций исторического материализма 16.

Опираясь на труды И. М. Рейснера и других советских историков Афганистана, авторы стремились критически их использовать, обобщить основные положения, проверяя их на материале источников, а также внести дополнения и уточнения по отдельным вопросам. В некоторых случаях представилось возможным наметить более общее социологическое значение проблем, связанных с исследованием особенностей развития феодализма у афганских племен. Так, у афганских племен наблюдаются факты коллективной зависимости одних общин и племен от других (вассальные племена, а кроме того, общины, получающие совместно землю у коллективного собственника — племени — и вносящие подати не отдельному лицу, а этому собственнику). Эти факты позволяют предположить, что первоначальной формой (или во всяком случае одной из ранних форм) феодальной зависимости у тех племен, которые переходили к классовому (феодальному) строю от первобытнообщинного строя (минуя рабовладельческую формацию), была зависимость одних общин от других.

В средние века многие области Афганистана неоднократно бывали очагами народных движений и восстаний, участники которых выступали под знаменами «еретических» религиозных толков и сект: кармагов, исмаилитов и др. Как известно, в средние века повсюду антифеодальные выступления трудящихся проходили под лозунгами «еретических» учений. В формы религиозной идеологии облекалась классовая борьба, которая, являясь главной движущей силой истории общества (за исключением первобытных времен), охватывает как сферу экономики, так и сферу политики и область идеологических отношений 17.

Несмотря на то, что в источниках феодальной эпохи, как правило, замалчивались или сильно искажались события классовой борьбы, имеющиеся в них сведения о крупнейших народных движениях, восстаниях позволили советским историкам средневекового Востока в той или иной мере восстановить их историю. Мы приводим сведения о таких движениях, связанных с историей Афганистана, уделяя особое внимание движению «рошани», охватившему в XVI — начале XVII в. области афганских племен. В советской историографии начало изучению истории рошани было положено М. Г. Аслановым, консультациями которого мы пользовались при освещении вопросов, связанных с движением рошани 18.

В главах по новой истории большое внимание уделено проблемам истории борьбы народов Афганистана за независимость и истории возникновения и развития Афганского государства. Освещение этих вопросов значительно облегчалось наличием исследований советских историков, из которых наибольшее значение имеют труды И. М. Рейснера, а также Ю. В. Ганковского, посвященные Афганскому государству в XVIII в., и Л. Р. Гордон-Полонской о социально-экономических отношениях у афганских племен во второй половине XIX в.

Обратившись к проблемам экономической и политической истории Афганистана конца XIX — начала XX в., пришлось убедиться, что этот период сравнительно недавнего прошлого остается еще очень мало изученным (хотя изучение многих проблем этого периода, например движения младоафганцев и его корней в социально-экономической и политической истории страны, важно для понимания событий новейшего времени). Это обстоятельство вызвало необходимость, прежде чем написать IX главу II тома, предварительно исследовать ряд частных вопросов и ознакомиться с источниками, позволяющими уточнить имеющиеся в советской литературе характеристики идеологии младоафганцев, прежде всего с афганским периодическим печатным органом «Сирадж ал-Ахбар».

И при работе над другими главами книги авторам пришлось столкнуться с тем обстоятельством, что некоторые периоды и отдельные проблемы сравнительно хорошо освещены в специальных исследованиях, тогда как многие другие остаются малоизученными. Причины этого кроются в недостаточном внимании исследователей и в отсутствии необходимых источников — письменных и вещественных.

При написании глав, посвященных древней и средневековой истории Афганистана, значительные трудности возникали в связи с тем, что по ряду периодов далеко не полностью приведен в известность и систематизирован материал, представляемый такими вспомогательными историческими дисциплинами, как нумизматика, хронология и генеалогия, топонимика и т. п. В связи с этим значительное место в книге уделено вопросам династической, а также политической истории в более широком смысле слова (которая, конечно, отнюдь не сводится к вопросам генеалогии и хронологии правивших династий).

Заканчивая краткую характеристику поставленных в книге общих проблем и некоторых вопросов более частного характера, связанных с отдельными главами и освещением отдельных периодов, авторы считают нужным более подробно остановиться на двух проблемах. Во-первых, это проблема общественного строя у народов Афганистана в древности и в средние века в связи с неравномерностью их социально-экономического развития. У одних из этих народов уже в древнее время существовали классовые общества, у других, в частности у афганских племен, становление феодализма произошло в более поздний исторический период. Во-вторых, это проблема этногенеза афганского народа.

Рассматривая во Введении и далее в книге эти и ряд других проблем истории афганцев и Афганистана, авторы ставили своей задачей учесть основные теории, гипотезы и предположения, имеющиеся в исторической литературе. При этом они стремились определить степень их обоснованности и разграничить положения, твердо установленные в науке как истинные, и гипотезы, требующие дальнейшей разработки и подкрепления новыми доказательствами, не смешивая с последними догадок, более или менее остроумных и правдоподобных, но не обеспеченных достаточно вескими доводами, чтобы признать их полноправными научными гипотезами.

В социально-экономической истории древнего Афганистана много неясного в вопросе о характере общественных отношений в Бактрии, Арее и соседних с ними областях и странах В период с VI в. до н. э. до IV в. н. э. Этот вопрос теснейшим образом связан с проблемами древней истории Средней Азии, и на результаты работ советских ученых приходится в первую очередь опираться и при изучении прошлого Афганистана. Вплоть до самого последнего времени исследователи периода VI в. до н. э.— IV в. н. э., оперируя скудными данными письменных источников и нумизматических коллекций, уделяли основное внимание преимущественно политической истории греко-бактрийского царства и кушанской империи, индо-сакских и индо-парфянских правителей. Советские историки, введя в научный обиход большой археологический материал, поставили вопросы изучения древней экономики и подошли к правильному разрешению проблемы развития общественных отношений 19. Была вскрыта несостоятельность теории извечного феодализма, пропагандируемой буржуазными историками, и рассматриваемое время было определено как период развития рабовладельческих отношений в Средней Азии.

Рассматривая данные, характеризующие прошлое Афганистана, следует сказать, что в целом в основных земледельческих оазисах древнего периода отмечаются те же закономерности общественного развития, что и на территории Средней Азии. В IX—VII вв. до н. э. в этих оазисах Афганистана происходил интенсивный процесс разложения первобытнообщинного строя и развития классовых отношений. С VI в. до н. э. по IV в. н. э. в Бактрии, Арее, Арахосии и Дрангиане существовало развитое классовое общество. В этих странах процветали крупные города, развивались торговля и денежное обращение. В конце этого периода происходил определенный перелом, проявлявшийся и в области хозяйства, и в культуре, и, видимо, в общественных отношениях. Этот перелом является как бы рубежом, отделяющим рассматриваемый период от эпохи возникновения феодальных отношений. Все это дает основания считать вслед за советскими историками Средней Азии, что время с VI в. до н. э. по IV в. н. э. и для Афганистана было периодом рабовладельческого общества.

Вместе с тем имеющийся в распоряжении исследователей фактический материал пока еще недостаточен для конкретной характеристики расстановки социальных сил внутри древних обществ Средней Азии и Афганистана. Реальные возможности для частичного восполнения этого пробела открывает исследование древних архивов, добытых из земли усилиями археологов: парфянского архива из Нисы, хорезмийского из Топрак-Калы, согдийского с горы Муг. Но разработка их еще не завершена. Не менее важно продолжение широких археологических изысканий, и в первую очередь систематических раскопок городских и сельских поселений, особенно па территории Афганистана, где до сих пор еще мало обращалось внимания на археологический материал, необходимый для исследования этой проблематики.

Обращаясь к истории социально-экономических отношений в средние века и к проблеме генезиса феодализма в Афганистане, следует отметить, что для этого времени характерна весьма значительная неравномерность социально-экономического развития населявших территорию Афганистана народностей и племен (вероятно, эта черта проявлялась и ранее, со времен древности).

Такая неравномерность объясняется отчасти географическими условиями горной страны — ее сильно изрезанным рельефом и множеством труднодоступных и изолированных районов, а также связанными с географическим положением Афганистана, как ворот в Индию, историческими событиями — вторжениями завоевателей и передвижениями племен и народов, в результате которых на территории Афганистана, как уже отмечалось выше, создавалась характерная для этой страны пестрота этнического состава населения.

У скотоводческих племен, а также у земледельцев в горных районах (Гур, Сулеймановы горы, долина р. Кунар и др.) большую стойкость проявляли родо-племенные отношения. В этих местах развитие феодализма происходило гораздо медленнее и завершилось намного позднее, чем в долинных оазисах и областях городской культуры.

Неразвитость феодальных отношений у кочевников и горцев-земледельцев и сохранение у них патриархально-родовых пережитков во многих случаях были источником военной силы их ополчений, часто обнаруживавших свое превосходство над наемными войсками феодальных правителей.

Из знати горных племен неоднократно выдвигались государи, основывавшие династии самостоятельных феодальных правителей и совершавшие походы в соседние страны.

Из таких племен в эпоху феодализма наиболее видную роль в истории Афганистана (и отчасти соседних с ним стран) играли в XII—XIV вв. гурцы, а в позднее средневековье и новое время — афганцы 20.

Может быть поставлен вопрос: почему в сравнительно близком соседстве с такими областями древних цивилизаций с развитым классовым строем рабовладельческой, а затем феодальной эпох, как Бактрия (Балх), Гандхара и оазисы Систана, долго сохраняли черты архаических отношений племена гурцев, афганцев, нуристанцев? Для сколько-нибудь полного ответа на этот вопрос еще нет достаточного материала. Можно предполагать, что горные районы, населенные кочевыми и полукочевыми племенами, и в древности, и в средние века играли в какой-то мере роль периферии долинных областей земледельческой и городской культуры. Однако не исключено, что иногда одни и те же народности и родственные группы племен занимали и соседние долины и горы.

Сам по себе факт большой неравномерности развития и сохранения, в частности у афганцев, сильных пережитков родового строя вплоть до нового времени не столь поразителен, как кажется с первого взгляда. Более или менее сходные явления неравномерности развития встречаются в новое время не только, например, на Кавказе, но, не менее контрастные, и в некоторых районах Западной Европы, как, например, еще в XVIII в. в Шотландии.

Много неясного остается в вопросе о том, каковы были формы общественных отношений у афганцев, предшествовавшие переходу их к феодализму.

Большое значение имеет вопрос о том, какие конкретно- исторические условия способствовали консервации родо-племенных отношений у афганцев, какие обстоятельства содействовали организации афганского хеля (рода) на военный лад.

Очень трудной и ответственной является проблема этногенеза афганского народа. Для ее разрешения необходим целый комплекс источников — лингвистических, археологических, антропологических и т. п. Однако далеко не все виды источников представлены с достаточной полнотой. Так, почти полностью отсутствуют палеоантропологические материалы. Досадным недостатком является отстранение археологов, работавших на территории Афганистана, от вопроса этногенеза афганцев; например, изучение памятников кочевых племен южного Афганистана несомненно могло бы иметь очень большое значение для решения всей проблемы в целом.

Хотя до окончательного выяснения этногенеза афганского народа еще далеко, уже сейчас можно высказать соображения, связанные с исследованием отдельных сторон этой проблемы. Главная задача историков заключается в определении тех компонентов, которые вошли в состав афганской народности, и путей этногенеза. Уже антропологический состав афганских племен свидетельствует о многообразии вошедших в них компонентов. Значительная часть, может быть основная масса, афганцев принадлежит к долихоцефальной европеоидной расе и близка закаспийской долихоцефальной расе, представленной современными туркменами и длинноголовыми племенами Северо-западной Индии. Видимо, долихоцефальное европеоидное население издревле населяло области Южного Афганистана. Именно этот антропологический тип встречается в. погребениях эпохи бронзового века, обнаруженных в Систане. Таджики, населяющие Афганистан, так же как и таджики Средней Азии, относятся к брахицефальной европеоидной расе Среднеазиатскою междуречья. К этой расе принадлежало население северной Бактрии первых веков до нашей, эры (палеоантропологический материал для южной Бактрии пока, к сожалению, отсутствует).

Вместе с тем брахицефалия отмечается и у некоторых южных афганских племен (какары из Зхоба, тарины и др.), близких по некоторым признакам антропологическому типу, распространенному у белуджей. У многих восточноафганских племен явно видны следы смешения с североиндийскими народностями и племенами. В то же время у гильзаев заметны монголоидные черты. Таким образом, даже немногие имеющиеся антропологические данные свидетельствуют о значительном разнообразии физического типа у афганских племен.

Первые упоминания этнонима «афганцы» появляются в источниках не позднее VI—VII вв. н. э. и связаны с областями Сулеймановых гор и Газни-Кандагарского нагорья. Видимо, области Южного Афганистана и Северо-Западной Индии можно считать основной территорией формирования афганской народности. Древнее население этих областей, говорившее на языках восточноиранской группы, к которым принадлежит и современный афганский язык (пушту), явилось, по-видимому, одним из важнейших составных компонентов афганской народности на ранних этапах ее сложения, и племена, населявшие эти области, были предками афганцев.

Вместе с тем, как отмечают лингвисты, в афганском глоттогенезе известную роль сыграли сакские языки. Судя по данным источников, оседлое население центральных районов Афганистана уже в VI—V вв. до н. э. входило в контакты с сакекими племенами.

Ко II в. до н. э. относится инфильтрация сакских племен в среду восточноиранского населения Арахосии и Дрангианы, Имевшая важное значение для афганского этногенеза.

Можно предполагать, что важным компонентом афганской народности были и эфталитские племена, политическим центром которых были области Бактрии и Кабулистана. Не исключено, что собственное имя эфталитов сохранилось в названии крупнейшего племенного объединения афганцев — абдали, переименованного в XVIII в. в дурани, под каковым именем оно известно и в наши дни. К сожалению, пока нет возможности дать конкретную лингвистическую характеристику эфталитских племен, язык которых скорее всего принадлежал к числу диалектов восточноиранской группы.

Все изложенные выше данные и соображения позволяют считать, что для правильного понимания путей афганского этногенеза важнейшее значение имеет изучение местного оседлого и кочевого населения не только Сулеймановых гор и Газни-Кандагарского нагорья, но также Систаиа и Кветто-Пишинского нагорья, в состав которого вошли сакские, а затем и эфталитские племена. Вместе с тем нет оснований ограничивать изучение афганского этногенеза исключительно южными областями современного Афганистана и северо-западными районами Пакистана. Весьма примечательно, что недавно открытая в Афганистане (Сурх-Котал) надпись, кушанского времени показывает, что бактрийский язык II в. н. э. по историко-фонетическим признакам занимал промежуточное положение между согдийским и хорезмийским, с одной стороны, и современным афганским — с другой. Эти новые лингвистические данные несомненно имеют очень важное значение и свидетельствуют по меньшей мере в пользу предположения об участии бактрийцев в афганском этногенезе. Возможно, впрочем, что язык жителей Бактрии был близок диалектам Арахосии и Дрангианы (пока нам неизвестным), если только жителей этих областей не следует именовать бактрийцами в широком смысле этого слова.

Таким образом, в основное восточноиранское ядро на ранних этапах этногенеза афганцев, по-видимому, вошли бактрийцы и саки (впоследствии, возможно, и эфталиты).

Однако время окончательного сложения афганской народности еще трудно определить. Есть основания полагать, что очень важным этапом в этногенезе афганцев были XI—XII века. К этому времени восходят традиционные генеалогии афганских племен в этот период, по-видимому, закончилась ассимиляция афганцами части тюрок-халаджей.

В дальнейшем в связи с расселением афганских племен их состав вошли более или менее значительные группы из других народностей и племен. Так, с распространением власти афганцез на земли, прилегающие к р. Инд, часть местных индийских племен была с течением времени ассимилирована афганцами. Например, после завоеваний, совершенных юсуфзаями в Пешаварской области и в примыкающих к ней с севера горных местностях, ассимиляции подверглась часть гуджаров.

Будучи потомками родственных между собой восточноиранских племен, афганцы и таджики в течение длительного времени жили рядом друг с другом, что обычно приводит к смешению и ассимиляции. Сообщения письменных источников дают основания считать, что процесс ассимиляции был двусторонним: не только таджики входили в состав афганских племен, но и некоторые афганские племена в большей или меньшей степени были ассимилированы таджиками 21. В связи, с этим целесообразно вкратце остановиться на этногенезе таджиков — второй по численности народности современного Афганистана. Термин «таджик», подобно собственному имени афганцев, сравнительно поздно появляется в источниках (как отмечал В. В. Бартольд, примерно с XI в.) 22. Однако, подобно тому как было отмечено выше в отношении афганцев, это отнюдь не означает, что таджики как народность впервые появляются лишь в XI в. Исследования советских историков показали, что предком таджикской народности было древнее население Согда и Бактрии, переход которого в VIII—X вв. н. э. на таджикский язык, именовавшийся тогда фарси 23, знаменует завершение процесса образования таджикской народности 24. Население Согда и Бактрии в течение многих столетий говорило на языках восточноиранской языковой группы и, видимо, лишь в VIII—X вв. перешло на язык фарси, относящийся к числу языков западноиранской группы.

Несомненно, что кроме уже упомянутых народностей и племен в сложном и многовековом процессе сложения афганского народа в его состав в разное время вливались и еще некоторые, сравнительно малочисленные племенные и этнические группы. Этнографические данные и сообщения письменных источников показывают, что, в частности, среди различных племенных и этнических групп, ассимилированных афганцами, были и арабы. Ню нет оснований считать, что арабский элемент, вошедший в афганскую народность в сравнительно позднее время и, по-видимому, относительно немногочисленный, сколько-нибудь сильно изменил ее состав.

В афганской исторической литературе XVI—XVII вв. зафиксированы предания о происхождении афганцев от древних израильтян, распространенные в Афганистане и в настоящее время. Имеющихся данных недостаточно для признания какой-либо степени достоверности этих легенд, которая могла бы оправдать их использование как материала для объяснения вопросов этногенеза афганцев. Не отвергая вероятности связей между наличием с давних пор еврейских поселений в Афганистане и возникновением этих легенд, можно полагать, что раскрытие таких связей больше поможет исследованию происхождения и распространения легенд, нежели освещению вопросов этногенеза афганцев (см. т. II, гл. I).

В этнографической литературе отмечается, что еще в XIX в. термин «афган» мало применялся самими афганцами для обозначения этнической принадлежности. Так их называли соседние с ними народы, прежде всего в Средней Азии и в Иране. Самоназванием афганцев, принятым ими самими для обозначения своей этнической принадлежности, служило и чаще всего служит и сейчас слово «паштун» (в диалектах восточной ветви языка пушту — «пахтун»).

Этимология этнических названий «афган» и «паштун» не выяснена. Лингвисты предполагают, что древней формой этнического имени паштунов могло быть слово, восходящее к parsu «край», «окраина» 25. Существуют и другие предположения; согласно одному из них, слово «паштун» произошло от названия хребта Кох-и Снях-Пашт в Сулеймановых горах.

Из ранних афганских авторов Ахунд Дарвеза (XVI— XVII вв.) употребляет в «Тазкират ал-Абрар» только название «афган», а великий поэт Хушхаль-хан (XVII в.) называет свой народ в различных своих произведениях и «афган» и «паштун», употребляя эти слова как однозначные. В средневековых среднеазиатских и иранских письменных источниках встречается только «афган» или «авган» (Худуд ал-Алам, Утби, Бируни, Гардези, Джувейни, Джузджани, Сейфи ал-Харави, Хамдаллах Казвини и т. п.). Бабур, прекрасно знавший различные афганские племена, также именовал их только афганцами (авган), нигде не употребляя слово «паштун». Естественно, что и в первых упоминаниях в русских источниках об этом народе, относящихся к XVII в., встречается только «авган», поскольку информация доставлялась послами московских царей из Средней Азии и Ирана.

К названию «паштун», вероятно, восходит и употребительное в Индии по отношению к афганцам этническое имя «патан». В XIX в. термин «патан» вошел в английскую литературу, а затем и в работы на других европейских языках прежде всего для обозначения «афганцев Индии», т. е. тех племен, которые в XIX в. подпали под власть британских завоевателей или оказались под их политическим контролем.

В Индии в прошлом, если не в письменных источниках (в них обычно применялся термин «афган»), то в устной речи широко употреблялся термин «патан» (а также «рохила», т. е. «горец») в отношении афганцев, о чем говорят, в частности, самые ранние упоминания об этом народе у европейских авторов, слышавших о нем в Индии или проезжавших оттуда через афганские земли. Так, Ричард Стил, проехавший: в 1616 г. на своем пути из Индии в Иран через афганские земли и г. Кандагар, сообщает сведения о населявших «кандагарские горы» афганцах, называя их народом, именуемым «агваны» или «патаны» 26. Упоминаний терминов «паштун» или «патан» в раннесредневековых письменных источниках, не обнаружено, и, уже в силу громадного разрыва во времени между сообщениями о пактиях у Геродота или «пу-ду» («пу-ту») китайских хроник династии Восточных Хань (125— 221 гг. н. э.) и паштунами (патанами) позднего средневековья, и нового времени, остаются с научной точки зрения весьма сомнительными попытки выводить из приближенного сходства между этими терминами непосредственную преемственность этнического имени. Вопрос о том, какое из двух этнических названий — «афган» или «паштун» — является более древним, следует пока считать открытым.

Примечания:

1 Согласно данным, публикуемым в статистических ежегодниках ООН и принятым я советской географической и справочной литературе. По подсчетам датского географа Хумлума, площадь Афганистана составляет 635 тыс. кв. км, а по некоторым другим подсчетам — до 691 тыс. кв. км (Humlum, La geographie, p. 16).

2 По подсчетам Хумлума, 89,9% поверхности Афганистана выше 600 м над уровнем моря, а 43,6% — выше 1800 м (Humlum, La geographie, p. 17, table 17).

3 Бактрия не ниже 250 м, а Систанская котловина — от 200 до 500 м.

4 См. Вавилов — Букинич, Земледельческий Афганистан, стр. 19, 20.

5 Река Герируд в пределах Туркменской ССР называется Тедженом.

6 См. Мухаммед Али, Афганистан, стр. 24, 25.

7 К субтропическому приближается климат и в некоторых местностях горной области Хост.

8 Бабур-наме, пер. Салье, 156.

9 См. Вавилов — Букинич, Земледельческий Афганистан, стр. 32, 48.

10 О работах по созданию искусственного слоя почвы в районе Газни писал уже Бабур (см.: Бабур-наме, л. 138-а).

11 Эта цифра, как и приведенные ниже подсчеты, основана на ориентировочных данных. Всеобщих переписей населения в Афганистане не производилось, и сколько-нибудь полных демографических данных пока опубликовано не было (ср. Коляко, Организация статистики в Афганистане).

12 Ferdinand, Preliminary notes, p. 8.

13 Бабур-наме, л. 131 -а— 131 -б; изд. Ильминского, 161.

14 Бабур-наме, л. 131-6; изд. Ильминского, 161.

15 Именно поэтому термин «Афганистан» значил тогда буквально «страна афганцев», так же как на основании того же признака название «Сакастан» (Систан) понималось как «страна саков», «Туркестан» — «страна тюрок» и т. п.

16 Более подсобные сведения о работах И. М. Рейснера и других упомянутых во Введении авторов см. в Обзоре источников и литературы, помещенном во II томе наст, изд., а библиографическое их описание см. в Библиографиях к I и II томам.

17 О методологическом значении исследования истории классовой борьбы во всех ее аспектах в связи с задачами изучения исторического процесса во всей его сложности и противоречивости см. Федосеев — Францев, О разработке методологических вопросов истории, стр. 5—7.

18 М. Г. Асланов любезно согласился прочесть в рукописи первую главу II тома нашей книги и сделал ценные замечания, позволившие уточнить ряд изложенных в ней вопросов.

19 Библиографические данные об основных работах советских авторов по этому вопросу см. во II томе в «Обзоре источников и литературы».

20 Это важное для политической, да и не только политической, истории Афганистана обобщение было сделано В. В. Бартольдом, отметившим роль гурцев в средние века и афганцев в новое время (см. Бартольд, Историко-географический обзор Ирана, стр. 36—37, 54).

21 О племени зирани, ведущем свое происхождение от Гури, сына Шархбуна, Ахунд Дарвеза (лл. 70а — 70б) сообщал следующее: «Зирани, так же [как и чамкани], отделились от братьев. [Зирани] проживали между таджиками Нингхара, так что многие люди, не зная [их происхождения], зовут их таджиками».

22 Бартольд, Таджики, стр. 456; Мандельштам, О некоторых вопросах, стр. 58 и прим. 1—2.

23 Для средних веков термины «таджикский язык» и «персидский язык» по существу равнозначны. Разделение языка фарси на две ветви — таджикскую и иероищекую — относится к периоду позднего средневековья.

24 Гафуров, История, стр. 203, 204; Мандельштам, О некоторых вопросах, стр. 55—59.

25 См. Morgenstierne, Afghan, p. 257.

26 Steel-Crowtler, A journall of the journey, p. 272.

Источник:
Массон B.M., Ромодин В.А. История Афганистана. Т. 1. С древнейших времен до начала XVI века. М.: Наука, 1964. С. 5 — 24.