li

Причины популярности христианства

Опубликовал: 17 ноября 2010

Однако что заставляло и заставляет миллионы и миллионы людей много веков веровать во Христа и исповедовать христианство? Только ли те высокие нравственные принципы, что Он поведал сему миру? Человечество на протяжении истории то и дело провозглашает благородные и высоконравственные принципы, при этом тут же их нарушая и опровергая. Строго следовать в жизни высоким принципам непросто.

В рамках христианства, как и в недрах любой религиозно-политической доктрины, встречаются разные люди. Разумеется, успеху Христа способствовал ряд объективных и субъективных условий. Старый строй уже не отвечал вызовам времени. Нужна была новая идеология. Понадобились и новые герои.


Г. Доре. Иов узнает от вестников о несчастьях

Надо откровенно сказать, что Яхве был жестокосердным богом, к которому порой людям даже и не хотелось идти с молитвой и просьбой. Достаточно вспомнить, что пришлось пережить Иову, верному слуге Яхве, на которого тот обрушил ни за что ни про что бесчисленные несчастья (у него похищают стада, умерщвляют сынов и дочерей, на него натравливают его близких друзей и жену). Это тем более возмутительно, что Иов абсолютно неповинен ни перед Яхве, ни перед кем-либо еще. И поэтому философ Юнг, пытающийся найти хоть какие-то основания в подобных преследованиях бедного Иова, говорит, что действие бога Яхве «являет собою отнюдь не возвышающее душу зрелище», и «с человеческой точки зрения столь возмутительно, что стоит задаться вопросом: не кроется ли за ним некий более глубокий мотив? Не было ли у Яхве какого-то тайного неприятия Иова?» Философ пытается убедить нас в том, что виной всему якобы «проверка на верность» (как тут не вспомнить и об Аврааме, от которого Бог требует убить своего первенца). Этот садизм, эта извращенная патология напоминают действия безумца и никак не могут нас сделать сторонниками этого божества. Бог иудеев подобен самодержавному феодалу, который упивается своей безнаказанностью. «И впрямь, Яхве может все, да и просто позволяет себе все, и глазом не моргнув. Он без зазрения совести может проецировать свою теневую сторону и оставаться бессознательным за счет человека. Он может кичиться своим сверхмогуществом и издавать законы, которые для него самого не более чем пустой звук. Убить или зашибить для него ничего не стоит, а уж если нападет блажь, то он, словно феодальный сеньор, может даже и возместить своим крепостным ущерб, нанесенный их нивам псовой травлей: «Ах, ты потерял сыновей, дочерей и рабов? Не беда, я дам тебе других, получше»», – характеризует его действия немецкий философ и психолог К. Г. Юнг.


Иов спорит с друзьями, оправдывая Господа, наславшего на него беды

Иов терпел что было мочи, не выражая ни гнева, ни негодования действиями самодура. Однако далеко не все верующие были столь терпеливы и имели такую рабскую натуру. Иные прекрасно понимали, что нужен Бог, который или сокрушит безжалостных богачей, или по меньшей мере укажет им их место в жизни. Угнетателей должна ожидать расплата за их грехи. Поэтому в книге Иезекииля устами праведника предрекают, что их ждет:

Богатство, что заглотал, отрыгнет —
Бог исторгнет богатство из его чрева.
Сосет он гадючий яд,
И убьет его змеиное жало.
Не видать ему потоков водных,
Рек и ручьев со сливками и медом.
Лишится он всего, что старательно копит,
И не к радости ему будут доходы —
Ибо бедных он угнетал и презирал,
Разорял дома, которых не строил;
Ибо утроба его была ненасытна,
Желания не знали предела,
И ничто не спаслось из его пасти!
Поэтому благополучие его, этого властного шакала-кровососа, не надолго:
Придет беда средь изобилия и довольства,
Все несчастья постигнут его разом…

И вовсе не случайно именно у христианства при появлении Христа, личности совершенно иного склада и философии, чем у Яхве, появились шансы стать всемирным движением. Поняв, видимо, что нельзя ориентироваться только на евреев, апостолы начали вовлекать в движение всех: мужчин, женщин, все языки, независимо от национальности и социального положения. Их принимали без обрядов и посвящений, без всяких взносов. Их, по почину св. Павла, не стали подвергать обрезанию, что было в высшей степени разумно и гуманно. Апостолы мудро обратились к мелкому люду, к ремесленникам и неимущим. В свете тех глубоких и острейших социальных конфликтов, которые все более сотрясали мир, это было естественно и неизбежно. Исайя пророчествует: горе имущим, захватившим земли, «прибавляющим дом к дому, присоединяющим поле к полю, так что другим не остается места, как будто они одни поселены на земле… Я накажу злых за беззакония их и положу конец высокомерию гордых и уничтожу надменность притеснителей… И младенцы их будут уничтожены перед глазами их; дома их будут разграблены и жены их обесчещены» (Ис. 3: 14; 11: 5; 5: 8; 13: 11 и 17). Не нужно быть каким-то особым эрудитом, чтобы понять: сие образец откровенно революционного манифеста, угрожающего гражданской войной и социальной местью богачам и эксплуататорам. Пророк обещал бедным, что вскоре они войдут в обетованный Иерусалим, где «они не будут строить, чтобы другой жил, не будут насаждать, чтобы другой ел». Одним словом, народ «не будет трудиться напрасно». Так чего же хотели добиться от христиан пророки? Восстания? Зная установки пророков, Отцов Церкви, в это не верится. Ниспровергать существующий порядок силой они не думали.


Г. Доре. Апостол Павел в Иерусалиме

Известен их совет: «каждому оставаться в том звании, к которому он призван» (1 Кор.). К тому же Иисус и апостолы осуждали использование меча. Трудящиеся массы кипели гневом и возмущением. Но апостолы, св. Петр и св. Павел, поучают рабов не убегать от рабства и не бунтовать против власти, а «удвоить свое рабское усердие по отношению к земному господину, чтобы заслужить милость господина небесного» (П. Лафарг).


Х. Рибера. Ангел освобождает св. Петра из тюрьмы

Популярность христианства объясняется во многом и тем, что оно представляет собой выход для неправедного мира, гениальное орудие хитрых и богатых. Потому согласимся с оценкой христианства и религии П. Лафаргом (1842–1911). Зять и ученик К. Маркса во многом был прав, сказав: «Апостолы и отцы церкви, несмотря на все свои демагогические разглагольствования, совершенно не угрожали установленным правам имущих. И так как последние, перестав бояться за судьбу своих земных благ, не меньше неимущих жаждали блаженства в загробной жизни, то они примкнули к новой религии, сулившей им это блаженство. Этот двойственный облик, демагогический – с одной стороны, и олигархический – с другой, обеспечил христианству успех и у бедных, и у богатых». С тех пор власти и церкви нередко друг другу руку моют, являясь собственниками земли и капитала. В то же время Церковь учит нас покорно ждать спасения от Господа, не от себя. В картине Риберы св. Петра из тюрьмы освобождает не восставший народ, а ангел (что противоречит истории).


Х. Рибера. Св. Августин

Главными моментами, определившими победу новой религии (или идеологии – как уж вы хотите), стало то, что цезари не могли управлять по-старому, а массы уже не принимали эту идеологию, вконец развенчавшую себя и своих героев. Тот чудовищный строй эгоизма и цивилизованного варварства, который установился в Римской империи последних двух-трех веков ее существования, не выдержал груза испытаний. Он был слишком бесчеловечен и уродлив. Поэтому в феврале 313 г. римские императоры Константин и Лициний, как уже сказано, встретились в Милане и приняли «Миланский эдикт». В нем принято решение – гонения на христианство прекратить. Христианская вера была объявлена «дозволенным культом» (religio licita), устанавливался режим религиозной терпимости, а христианам возвращалось ранее конфискованное имущество. Помимо этих и многих других важных сторон, такое решение имело и серьезные морально-нравственные последствия. Римское государство внесло изменения в свою философию брака и, что особенно важно, стало внедрять в область семейных отношений христианские нравственные принципы. Так, родителям, неспособным прокормить своих детей и готовым их бросить, стали оказывать помощь. Продажа детей в рабство и их использование для проституции строго карались. Нормой христиан было единобрачие, теперь же такой подход был принят и государством. Законы, воспрещавшие безбрачие, что ранее даже поощрялось Церковью, были отменены. Гонениям подверглись все извращенцы. Гомосексуалистов теперь следовало сжигать, привязав к столбу. Раньше император Константин бросал их на расправу диким зверям или пускал в гладиаторские бои, но теперь стал жалеть, считая, что и они «носят подобие Божие». И даже по отношению к рабам устанавливались более гуманные порядки. Разумеется, никто не ставил под сомнение само существование рабства как социального института. Раб или рабыня не имели права вступать в законный брак, поскольку не могли войти в «свободное соглашение». Свободный человек не мог жениться на рабыне, а их дети от таких союзов обычно считались рабами. Если рабы доносили на своего господина, будучи недовольны или же возмущены его диким поведением, они подлежали распятию. Правда, Константин под влиянием то ли христианства, то ли стоицизма запретил сознательное убийство рабов господами, их чрезмерные пытки, а также старался не продавать членов семьи раба по отдельности, но до подлинного торжества христианских законов, как видим, было еще очень и очень далеко.


А. Канова. Три грации

Но даже этот робкий постепенный прогресс означал большие перемены. Законы строго воспрещали использование христианок как проституток. При установлении законом таких фактов их немедленно освобождали. Церковь взяла на себя роль посредника и при освобождении рабов от рабства. Конечно, Империя, как и Церковь, оставалась учреждением «мира сего» – с его социальным неравенством, с насилием как нормой осуществления власти и т. д. Понятно, что Церкви пришлось за такие «дары» властей пойти на серьезные компромиссы. Церковь согласилась с рабством, согласилась, что рабов нельзя принимать в клир. Однако заметим, что среди рядового монашества утвердился дух равенства и социального братства в проповедях такого замечательного святого, как Иоанн Златоуст (об этом пишет Иоанн Мейендорф). Я представил себе, только на мгновение, сколько мужества потребовалось бы Русской церкви и ее высшим иерархам, если бы те на самом деле решились бы выступить в поддержку своего народа с идеей освобождения его от рабства и эксплуатации со стороны олигархического строя.


Б. Мурилльо. Дети

Это, так сказать, социально-политическая составляющая учения церкви, но были еще и личностно-психологическая (терапевтическая) и, конечно, педагогическая. Христианская вера бросала вызов критериям и ценностным установкам римского мира, стоявшего на самых диких и кровожадных инстинктах. В мире воспевали власть, богатства, злато, пороки, стремясь заполучить их любым способом, не останавливаясь перед обманом, мошенничеством, насилием, убийством, грабежом. Такая модель воспитания вызывала отторжение у порядочных людей. Может, поэтому люди, затаив дыхание, слушали беседы Иоанна Златоуста «О воспитании детей».

А он внушал: «Часто многие из отцов делают все и принимают все меры, чтобы у сына был хороший конь, великолепный дом или дорогое поместье, а о том, чтобы у него была хорошая душа и благочестивое настроение, нисколько не заботятся… Итак, нужно смотреть не на то, чтобы сделать детей богатыми серебром и золотом и тому подобным, но чтобы они были богаче всех благочестием и другими добродетелями, чтобы не нуждались во многом, чтобы не увлекались житейскими предметами и пожеланиями…» Родители должны так выстроить отношения с детьми, чтобы те видели в них надежных и достойных наставников, мудрых воспитателей и добрых друзей. Сыновья нуждаются в наставлениях, но еще больше внимания следует уделять дочкам. Вы должны смотреть за тем, чтобы они росли благочестивыми, скромными, презирали деньги и не слишком заботились о нарядах. Сыновья же должны прожить свою жизнь так, чтобы заслужить похвалу от людей и от Бога.

Не так ли иные нынешние родители буквально лезут из кожи вон, чтобы ублажить сына или дочь дорогими «игрушками» (машина, техника), порадовать нарядами и украшениями. Приучив детей к роскошной, зачастую нетрудовой, бессмысленной жизни, они всерьез считают себя «любящими родителями», хотя и ведут детей прямой дорогой к гибели. Когда их глупость приводит к трагедии, те лишь удивляются «неожиданно» свалившимся на их голову бедам.


Г. Козлов. Осмеяние апостола Петра. 1763 г.

Видимо, читателю намного легче будет понять причины популярности христианства, если обратиться к судьбам знаменитых мыслителей – Иустина, Оригена, Августина. О них история сохранила подробные сведения. Ориген (ок. 185 – ок. 254 гг. н. э.) носил египетское имя «сын Хора». Родившись в семье христианина из Александрии, он вырос и учился в нормальных условиях, пока при императоре Септимии Севере его отца-христианина не арестовали. Его подвергли пыткам и публично обезглавили. Их имущество конфисковали. Мальчик хотел последовать за отцом и умереть, но мать удержала его от такого поступка. Затем его взяла на воспитание богатая христианка. Тогда он смог посещать и училище. После бегства во время преследований главы училища Климента Ориген стал во главе училища, преподавал физику, диалектику, математику, геометрию, астрономию, философию и теологию.


Оригена пытают в тюрьме

Он вел суровый, аскетический образ жизни (посты, безбрачие, молитвы, жесткая постель, краткий сон). Коллеги звали его «Стальной» («Adamantinos»). О том, насколько решительно готов был он следовать заветам Христа, свидетельствует следующий факт из его жизни. Восприняв горячо похвалу Христа тем, кто самих себя сделал скопцами для Царства Небесного, Ориген тайно обратился к врачу и подвергся оскоплению. Возможно, к столь суровой акции подвигла мученическая смерть отца и, как следствие, тайное желание самого Оригена во что бы то ни стало стать «несостоявшимся мучеником». Возможно, оскопление явилось своего рода нравственным вызовом как тогдашнему Риму, так и всему «культурному» обществу, погрязшему в разврате и корысти. Как бы там ни было, но Ориген стал образцом аскетичного монашества, образцом высокой нравственности. Он же создал первую модель научной теологии. Его стали называть «величайшим ученым всего христианского мира древности». Этот ученый и монах постарался объединить христианскую веру и греческую образованность, чтобы «христианство стало самой завершенной из всех религий». В нем соединились немалые знания, культура и, разумеется, вера в Христа как в символ совершенства. Уже на старости лет, незадолго перед кончиной, его арестовали и заключили в кандалы (250 г. н. э.). В пыточной камере его промучили целый день, растягивая ноги «до четвертого отверстия», ставя ему в вину не только следование вере, но и книгу «Призыв к мученичеству». Жизнь Оригена – образец соединения теологии и культуры. И такие примеры мужества верующих приблизили восприятие христианства государством и властью.


Св. Августин из Гиппона

Не менее яркой личностью был и св. Августин (354–430 гг. н. э.). Родился он в римской провинции Нумидия (Северная Африка). Обучался риторике в Карфагене. Там же вступил в любовную связь с женщиной, которая и родила ему сына. Вначале он всерьез увлекался манихейством и скепсисом «академиков». В итоге постижения наук к 30 годам он занял место профессора судебной риторики в Медиолане (императорской резиденции). Как-то однажды, наугад открыв апостольские Послания, он прочел: «Как днем, будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пиршествам и пьянству, ни сладо-страстию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа (нашего) Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти». Легенда гласит, что к прочтению Библии его подвигли слова ребенка в саду – «Возьми и читай!» Взволнованный Августин воспринял их как призыв Бога. В истории цивилизации он стал первым мыслителем, оценившим в полной мере значение и роль философских и психологических знаний о человеке и человеческой личности.

Путь его эволюции – путь талантливого ученого, любителя античной поэзии и философии (Вергилия и Цицерона) – лежал через манихейство, критически воспринимавшего иные из положений Ветхого, а отчасти Нового Завета. Дальнейший переход на позиции христианства оказался для него довольно трудным и мучительным. Еще в юности его сердце, по его словам, «горело насытиться адом». В своем «дневнике» Августин, окидывая мысленным взором прожитые годы, писал: «Я припоминал, как много времени прошло с моих девятнадцати лет, когда я впервые загорелся любовью к мудрости и предполагал, найдя ее, оставить все пустые желания, тщетные надежды и лживые увлечения. И вот, мне уже шел тридцатый год, а я оставался увязшим в той же грязи, жадно стремясь наслаждаться настоящим, которое ускользало и рассеивало меня». Скептицизм сомнения, лежавший в основе учений философов (скептиков-манихеев), мучили его столь сильно, что он пожелал обрести веру и спокойствие. И так или иначе он вновь решился взять в руки Священное Писание: «И вот уже то, что казалось нелепым в церковных книгах, вовсе не нелепо!» Что произошло? Верующий безоглядно человек, пожалуй, менее других подвержен искусу всякого рода сомнений, как и страху, порождающему в нем неуверенность и колебания. Его обращение в христианство состоялось во многом благодаря неусыпным бдениям и заботам его матери, Моники, и влиянию епископа Амвросия Медиоланского, чьи проповеди убедили в величии и красоте Священного Писания. Амвросий был мужественный человек. В борьбе против арианской ереси он не боялся вызвать гнев влиятельной матери императора, язычницы Юстины, когда та потребовала отдать под арианскую юрисдикцию церковь Святого Лаврентия. В конце концов Августин уступил настойчивым требованиям матери. Та хотела видеть его христианином, ибо это, по ее мнению, тогда обещало сыну удачную женитьбу и быструю карьеру при дворе императора. Впрочем, он оставил государственную школу в Медиолане (Милане), вернулся в Африку, туда, где ранее «продавал победоносную болтливость», уча риторике. Там Августин роздал все имущество бедным, сам вместе с группой христиан стал вести жизнь аскета и в 395 г. н. э. был избран епископом города Иппона Регия (Гиппона).


В. Карпаччо. Августин в своей рабочей комнате

Он оставил после себя огромное духовное наследство, заложил, опираясь на античные традиции, фундамент новой философии, как скажут впоследствии, собственно, создал «христианскую философию в ее предельном латинском варианте». Им было написано 93 трактата общим объемом в 232 книги, огромное число писем и проповедей (до наших дней дошло более 500). Исидор Сивильский даже готов был назвать лжецом любого, кто скажет, что прочитал все его работы. После смерти Валерия он в 396 г. занял епископскую кафедру в Гиппоне, а с 413 по 426 г. н. э. работал над главным произведением «О Граде Божьем», где соединил и развил культуру и идеологию античности. В этом труде он обосновал необходимость христианства как логичного выхода из противоречий окружающего его мира. Но сомнения преследовали его: две воли, по выражению самого Августина, разрывали его душу – плотская (старая) и духовная (новая), и главное – будущность Церкви, религии и общества представлялась ему неясной и довольно-таки тревожной. Его называли молотом еретиков. Однако ему пришлось наблюдать, как великий Рим содрогался под ударами совсем другого молота – молота варваров… Во-первых, «варвары» Радагазия и Алариха стали наносить Риму все более ощутимые удары. Африку они пока не трогали, но ведь судьба христианства, его будущее зависели от того, в чьих руках окажется Рим. Во-вторых, злоба между христианами и язычниками порой переходила все границы. Как известно, в 391 г. н. э., по приказу императора, разрушению подверглись многие святилища и храмы. Так о каком же свободном восприятии истины по убеждению могла тогда идти речь?


Б. Гоццоли. Августин обучает риторике в Риме

Августин был философски прекрасно образованным человеком. Порой в его трудах явственно слышатся отзвуки мыслей Платона и Плотина. Ведь и сам Августин был уверен, что учитель мудрости Плотин – это нечто вроде воскресшего Платона. Он вступал в споры с академиками. Речь в данном случае идет о его самой ранней работе «Против академиков», навеянной трудом Цицерона «Учение академиков». Августин в ней высказывает ряд мыслей, полемизируя с деятелями Новой Академии, с Карнеадом (214–129 гг. до н. э.), а также со скептиком Аркесилаем (315–240 гг. до н. э.), создателем Средней Академии. В ней Августин не столько опровергает скептиков, сколько, как нам кажется, защищает их, хотя и критикует академический скептицизм. Вдаваться в существо отвлеченного академического спора в данном случае не имеет смысла. Тем более что спор идет примерно в тех же формах, что частенько бытуют и среди нас, грешных. Августин подает беседу двух молодых людей, Тригеция и Лиценция. В их спор вставляют слова и сам автор, Августин, с Алипием (они выступают как бы судьями в споре двух сторон). В качестве же преамбулы Августин пытается выяснить у молодого человека, считает ли он, что академики правы или же они неправы?

Тот мнется, вначале хочет ответить утвердительно, но, заметив усмешку судей, начинает колебаться, а потом честно признается: «Да разве я читал академиков, – ответил Лиценций, – или настолько знаком с науками, вооружившись которыми ты выступаешь против меня?» На это Августин тут же указывает ему в назидательном тоне: «Академиков… не читали и те, кто защищал это мнение вначале. А если тебе недостает учености и запаса знаний, то все же ум твой должен быть не настолько бессилен, чтобы ты уступал нескольким моим словам и вопросам, ничего не предприняв». Таким образом, желая того или нет, но он поощряет молодежь к легковесному спору, к тому, что человеку, «уже ставшему мудрым, не нужно ничего». Чтобы стать таковым, оказывается, «необходима фортуна». В этом случае ему осталось произнести заклинание – «Сезам, откройся», и дверь открылась бы.

Глядя на трансформацию его личности, можно видеть, как идет процесс ее становления под влиянием идей. Т. Эриксен в книге «Августин – беспокойное сердце» пишет: «Чтение работ платоников отвратило Августина от манихейства. А также повернуло его карьеру ритора от политики к философии. Теперь Августин понимал, что чести и славы, как смысла жизни, ему мало. Раньше он читал Цицерона и стал манихеем. Теперь он читал Плотина и стал христианином. Насколько непредсказуемым был культурный ландшафт поздней античности. С сентября 386-го по март 387 года Августин жил в Кассициаке недалеко от Милана и там в трактатах «Против академиков», «О блаженной жизни», «О порядке» и «Монологи» он отказался от скептицизма. Августин не стал прятаться за удобным скептицизмом, которым, безусловно, мог бы воспользоваться как спасательным кругом, если бы его стратегией было равнодушие». И в этом смысле образ Августина-христианина чрезвычайно нам близок. Эти первые ученые-христиане были искренними в самом высшем смысле слова (впрочем, как и свято уверовавшие в Христа простые мученики христианства). Видимо, у Платона он воспринял философию, ищущую Бога, то есть «высшее благо» (summum bonum). Согласно его позиции зло необходимо как средство развития и оттенения добра. Зло есть недостаток добра и в то же время предпосылка будущего великолепия и созидания мира. Зло нужно уметь преодолеть, даже если оно – власть. Мы в ответе за все происходящее.


Сан Паоло фуори ле мура. Самая большая базилика после храма Св. Петра

Представляет интерес и его представление об истории и о роли в ней личности. Смысл истории он видел в движении к максимально возможному нравственному совершенству, ко времени, когда победит благодать, а люди обретут состояние «невозможности грешить». Знания, объемлющие все таинства, меняются со временем, как отражение луны. Они «отличаются от яркого сияния мудрости, как ликующий рассвет от сумерек». Они необходимы для общения с людьми не духовными, а плотскими. Мудрость нужна для общения с совершенным людом, писал Августин в своей автобиографии – «Исповеди». Иначе говоря, история должна иметь целью некий нравственный прогресс, а не только прогресс науки, знаний, техники, образования (так мы считаем). Поэтому особое внимание он и уделял проблеме совести.


Г. Семирадский. Христос в доме Марфы и Марии

Важную роль в философии Августина и всей западной философии играет учение о «двух Градах». Один Град создан на земле и земным, в нем господствует «любовь к себе вплоть до пренебрежения Богом». Другой Град, Град Небесный, обитает на небе, он создан «любовью к Богу вплоть до забвения себя». Российский философ Л. П. Карсавин назвал святого Августина «наиболее характерным западным человеком» не случайно. Он – индивидуалист и коллективист, духовный и практичный, двойственный и цельный, верящий и сомневающийся, порочный и целомудренный. «Августин потому и гениален, что обусловливает и в отрицательном, и в положительном отношениях развернутость европейской мысли». В этом учении он словно приоткрывает спасительную лазейку для несовершенного мира знаний. Однако современникам Августин был не вполне понятен. Особенно когда он выдвинул идею различия «божественного государства» или «Града Божия» (Civitas Dei) и «мирского государства» (civitas terrena). Поэтому в Средние века его идеи подверглись упрощению. «Римские папы, желая властвовать над народом Христа, постоянно пытались осуществить свое желание, они ожесточенно боролись с императорами: так прояснялось мирское государство и, омрачаясь, воплощалось Божье». Жаль, что при этом он не заметил или не пожелал заметить, что в Божье царство легко проскользнет не только богач, грабящий всех и вся (какое уж там игольное ушко!), но и преступный император, папа, палач, предатель, вор, продажный писака, недобросовестный ученый и т. п. Так что царство Божие стало и в «доброе старое время», не говоря уже о современности, все более напоминать проходной двор.


К. Кривелли. Мария Магдалина. Ок. 1480 г.

Есть еще одна сторона его деятельности, которая может вызвать если не нарекание, то некое сожаление и недоумение. Прожив весьма сложную и богатую жизнь, позволяя себе в молодости все «радости плоти», он в зрелом возрасте стал искать корни добра и зла, что, конечно же, разумно и очень похвально. Однако выводы, к которым он пришел, довольно спорны. Августин счел, что все зло заключено в самом человеке. Бог в его понимании – существо совершенное: он чист и творит лишь благо. Виной всех бед на земле – сам человек и его развращенная душа и плоть. Но и в этом утверждении есть немалая доля истины. Во многом Августин прав, стремясь утвердить в человеке примат истины и души над плотью.


К. Коелло. Триумф св. Августина

Обращаясь к душе, он скажет: «Зачем, развращенная, следуешь ты за плотью своей? Пусть она, обращенная, следует за тобой». Если бы этим ограничился Августин, можно было бы согласиться. Однако он заявил, что тело человека – сосуд греха. Лучшее в человеке – голова и душа, худшее – остальное тело и крайняя плоть (душа не составляет всего человека, а лучшую часть человека, и тело не составляет всего человека, а низшую часть человека»). Он поставил «печать проклятья» на естественные, светлые желания или, как он изволил выразиться, на «дьявольское возбуждение членов». Пенис в его глазах сделался орудием дьявола. Он пишет: «До грехопадения мужчина делал со своим пенисом что хотел, теперь пенис делает с ним что хочет». Подобное восприятие любви (в том числе плотской) оттолкнуло от Церкви и христианства немало достойных людей. Оно стало своего рода ее «эдиповым комплексом». Ученые пишут: «Начиная с пятого века отрицательное отношение Августина к фаллосу, семени и человеческой натуре стало доминирующим в западном христианстве, как у католиков, так и у протестантов. Теория о первородном грехе и наказании Адама и всего человечества стала главной мыслью, которая воцарилась в культуре, искусстве и всей интеллектуальной жизни Средневековья». За это миру пришлось заплатить страшную цену. Убив и оскопив любовь, Церковь (католики и протестанты) стала на путь воспитания цивилизации в духе жестокости. Кстати, во многом под ее нажимом иные женщины-христианки встали на путь вечной девственности. В III в. внутри общин были особые группы девственниц, давших обет целомудрия.


Караваджо. Магдалина в экстазе

И все же Августин во многих отношениях, разумеется, был замечательной личностью. Он не стремился завоевать благосклонности сильных мира сего и не раболепствовал перед ними. Он говорил: «Платон мне друг, а истина дороже». Сила его проповедей завоевывала ему все новых сторонников. Вместе с тем он старался, как мог, повлиять на власть, увещевал ее, давал ей советы, стремился разрешить сложные и конфликтные ситуации. Когда же победа христианства стала почти полной, он всячески защищал христиан-еретиков (манихеев и донатистов), да и язычников. Августин не раз смело выступал в защиту «узников совести» и ходатайствовал об отмене карательных мер, применявшихся против еретиков согласно эдикту Гонория от 404 г. н. э. Ему приходилось выступать и в роли «мирового судьи», так как при епископате тогда уже работал суд. Он разбирал дела такого рода тщательно, усердно и вдумчиво. Говоря о его роли в истории христианства, Т. Эриксен пишет: «Он сделал для христианства то же, что Цицерон сделал для греческой философии, – изложив ее утонченную сложность на удобной в употреблении латыни». В Средневековье Григорий Великий был, безусловно, более читаемым писателем, чем Августин, но своим языком и главными богословскими мотивами он обязан во многом Августину. По словам автора, Августин сыграл в Средневековом мышлении такую же роль, как Дарвин в воззрении на природу во второй половине XIX в.


Св. Августин борется с еретиками

Говоря о Блаженном Августине и о его вкладе в дело защиты христианства, нельзя не упомянуть и Павла Орозия, написавшего по просьбе Августина знаменитую «Историю против язычников» (417 г. н. э.). Книга Орозия уникальна и представляет огромный интерес в плане представленного в ней идейного спора. Любопытна и по-своему убедительна его, как сказали бы юристы, доказательная база. Он начинает повествование в VI книге с того, что, опираясь на признание «де-факто» существования Бога у всех народов, в том числе у римлян, говорит о едином истинном Боге, к которому приходит, пусть даже из разных предположений, всякая религиозная школа. Бог, сменяющий царства и располагающий времена, Бог, карающий за прегрешения, «немощные мира избрал, чтобы посрамить сильные», и основал Римскую империю, найдя пастыря из ничтожнейшего состояния. Ее, возвышенную за долгое время через царей и консулов, после того как ею были покорены Азия, Африка и Европа, Бог, по определению своему, отдал в руки одного императора (Цезаря Августа. – В. М .), самого энергичного и в то же время «самого кроткого». При этом императоре, которого по праву прославили, смешав страх с любовью, почти все народы были во власти Рима. Язычники были твердо убеждены, что с помощью их богов и для них была учреждена эта обширнейшая прекрасная империя. Но вскоре Бог истинный открыл источник своего постижения и, полагая более удобным дать людям знание через человека, послал к ним Сына, вершившего добродетели, превосходившего человека, а также изобличавшего демонов, которых некоторые считали богами. Предположим, все это было действительно так и не иначе. И что же?


Триумфальная церемония в Риме

Но тогда как объяснить, продолжает Орозий, некоторые нестыковки и нелепости? При этом он как бы мимоходом напоминает, что основатель Рима, Ромул, был весьма далек от совершенного облика: отец неведом, мать виновна в блуде, альбанские родственники его ненавидели и преследовали, не говоря уже о том, что вся Италия на протяжении 400 лет, пока могла осмелиться, жаждала разрушения Рима. Пусть ваши боги, язычники, и в самом деле были прозорливы. Но тогда в чем причина того, что они привели империю к вершине могущества, а затем, выбрав из стольких веков именно то время, когда среди людей захотел родиться и быть принятым в образе человека Тот, чьим именем и сами боги превратились в пустое место, и за кем поспешили вслед за миром те, кого боги возвеличивали? «Но он трусливо подкрался, – говорят Его противники, – и появился тайком». Но тогда откуда же у скрытного и трусливого столь широкая слава, откуда столь безусловная вера в него, откуда наличие явной силы? Орозий заключает аргументацию такими словами: «Однако я кратко подведу итог спору: те боги, которых язычники считают настолько могущественными, что будто бы, будучи благосклонны, они возвеличивали Римское государство, а в негодовании расстраивали его, весьма благоговейно и весьма усердно почитались именно в то самое время (это ни для кого не секрет), когда захотел родиться Христос и когда Он начал открывать себя народам. И вот те боги, которые заботились как о себе, так и о почитателях своих, оказались не в состоянии ни сдержать, ни уничтожить благоговения перед Ним, благоговения, из-за которого сами оказались в презрении, а почитатели их брошены? Впрочем, если бы (сами римляне) стали почитать Его без охоты, боги должны были бы оказывать им поддержку, а не покидать их, а если те стали почитать Его с готовностью, то боги должны были бы (и) это предвидеть и не поддерживать их прежде. «Это было так, – говорят они. – И в самом деле, мы подняли народы, воспламенили царей, установили законы, разослали судей, приготовили кары с пытками и крестами, мы обыскали весь круг земной, чтобы хоть как-то искоренить во всем мире, если это возможно, имя христианское и культ». Это происходило до тех пор, пока плодоносная жестокость не привела имя христианское среди мучений и через мучения к тому, что оно овладело вершиной самой царской власти, благодаря которой и смогла быть остановлена. И что за этим последовало? «Христианские императоры приказали прекратить жертвоприношения и закрыть (языческие) храмы, и поэтому – все отсюда ушли, алтари и храмы покинув, боги, чьей волей всегда держава наша стояла». В ряде отношений логика рассуждений несокрушимая.


Часовня св. Елены. Литография XIX в.

Язычникам трудно было что-либо противопоставить этой железной логике. Ведь если власть встала на позиции Христа и стала поддерживать Бога, то всем должно было стать ясно – Христос истинен. «Все действительное – разумно, все разумное – действительно». Однако в таком построении есть опасность того, что возможное ниспровержение или поругание церкви в будущем, или преследование ее слуг, как и сокрушение светской власти, которая зачастую является примером вопиющего беззакония и преступлений, также может рассматриваться как воля Божья (и такое тоже бывало). Религия, строящаяся на оправдании и признании всего того, что несет время (безотносительно от того, хорошо это новое или дурно, лишь бы оно исходило из властных сфер), разумеется, не может стать надежной опорой для глубоких, смелых и ясных умов.

Боги побеждают тогда, когда им сопутствует не только здравая логика, но и здравая экономика… Немалую роль в успехе христианской религии сыграли материальные моменты. В эпоху кризиса они становились решающими. Христианство завоевывало популярность, так как Рим проявлял полную экономическую беспомощность, слабость. Историк Лактанций (250–325) писал, каким разорением для римских подданных стали налоги Диоклетиана, тщеславно возводившего роскошные дворцы. «Число сборщиков податей до такой степени превысило количество тех людей, которые обязаны были эти подати платить, что земледельцы, силы которых истощались от неумеренности податей, покидали поля, а обработанные земли превращались в леса. Поскольку страх заполонил все и провинции были разделены на части (для взимания налогов), многие наместники стали налагать большое число тяжких провинностей на отдельные области и даже почти что на каждый город. Многие чиновники весьма редко занимались гражданскими делами, но зато очень часто выносили обвинительные приговоры и объявляли конфискации имущества. Взимание бесчисленных податей было явлением не то чтобы частым, а просто непрерывным, и невозможно было вынести творившиеся при этом несправедливости». Лактанций и рассматривает приход «боголюбивого Константина», защитника христианства, как спасителя всего государства и народа. Ныне «после беспросветного периода неистовых бурь, воссияла спокойная аура и желанный свет». В той же лексике говорится о смене власти у Евсевия: «Теперь наступили радостные и торжественные дни многолюдных празднеств и всё исполнилось света». Церковь выступала за правителей, что проявляли заботу о человеке.


Христос встречается с Петром и Павлом

В свете сказанного понятно, почему христианство стало экуменическим движением только после того, как ушло из Израиля и Иудеи, – ушло от евреев в Египет, Сирию, Византию, Рим, в Европу, на Русь… В Иудее его действия были скованы, да и опасно было проповедовать среди иудеев. В Евангелии от Иоанна сказано: «После сего Иисус ходил по Галилее, ибо по Иудее не хотел ходить, потому что Иудеи искали убить Его» (Ин. 7: 1—17). И только тогда, когда вера мучеников и пророков вырвалась из узкого мирка иудейства с его идеями иудорасизма, отягощенного гордыней непонятного «избранничества», когда «совершенно еврейское» христианство «постепенно совлекло с себя почти всё, что передала ему раса», тогда-то у него и появился шанс на выживание и победу. Христианство оздоровилось после разрыва с иудаизмом и с «упразднением» Торы. И даже гордые римляне (язычники) были ближе к христианской вере, ибо они все же имели сердце, считающееся обителью разума.


Антонио де Переда Валльядолид. Св. Иероним

Петр, Павел, Августин, Орозий, Антоний, Иероним, Афанасий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и другие пришли к христианству по разным причинам. Кто-то нуждался в вере и обрел ее, кого-то угнетали семейные обстоятельства и тот искал утешения, кто-то вынужден бежать от гнета налогов и преследований ростовщиков, кто-то не желал служить в армии и участвовать в гибельных сражениях в угоду каким-то тиранам или императорам, кто-то устал от общения с себе подобными и мечтал об уединении. Всего тут и не перечислишь, но совершенно очевидно, что для многих людей общественные и личные беды, стрессы оказывались ношей настолько невыносимой, что монашество, к тому же получившее еще и идейное основание в учении Христа, стало, если угодно, необходимой социально-духовной отдушиной, приютом несчастных и гонимых. При этом для многих оказалась неприемлема и сама Церковь, едва ли не с первых шагов фактически ставшая своего рода копией государства, Левиафаном в сутане (со всеми минусами и пороками оного). Мы уже сказали, что вначале среди христиан было больше людей бедных и необразованных. Хотя не следовало удивляться тому, что среди отшельников встречались и такие люди как Паулин из Нолы, ученый, сенатор, богатый человек, поэт. Он ушел из светской жизни вместе с женой, отказавшись от всех своих владений и приняв духовный сан. В Южной Италии они вели отшельническую и аскетическую жизнь. В дальнейшем Паулин все-таки стал епископом, то есть пребывал в кругу общественного, не только божьего или небесного служения. В массах были популярны и такие яркие личности, как Иероним, с его крайним аскетизмом и стремлением к умерщвлению плоти.


Караваджо. Святой Иероним в келье

Святой Иероним, один из любимейших героев художников и писателей, так описывал «прелести» своей уединенной жизни: «Мои немытые чресла были покрыты бесформенной власяницей; моя кожа из-за долгого пренебрежения ею стала грубой и черной, как у эфиопа. Слезы и вопли были ежедневно моим уделом. И когда сон преодолевал мое сопротивление, и глаза мои слипались, я опускался на голую землю. О еде и питье я уже не говорю. И хотя в страхе перед адом я обрек себя на этот дом-тюрьму, где моими единственными компаньонами были скорпионы и дикие звери, я часто обнаруживал себя окруженным стайкой танцующих девушек. Мое лицо было бледно и неподвижно. Но хотя все члены мои были холодны, как лед, я весь сгорал от желания, и огни вожделения продолжали плясать передо мной, а плоть оставалась безжизненной». Все эти крайности могут показаться странными нормальному человеку. Однако это только до тех пор, пока тот не столкнется в жизни с людьми, которые часто более кровожадны, чем самые дикие и страшные звери, более ядовиты, чем скорпионы и кобры, более безжалостны и коварны, чем любые чудовища. Учитывая все это, как и то, что «мир в материальном смысле» (как говаривал Иероним) «принадлежит насилию», его поведение и уход от такого мира уже не кажется нам столь необъяснимым.


Свадебная церемония на Востоке

В христианстве, разумеется, присутствует и чрезвычайно важная сторона – любовь к людям и служение им. Архимандрит Макарий отмечал, сколь заметно контрастировало поведение христиан с поведением язычников в Риме или эллинистическом Египте. «При императоре Максимине случился ужасный голод вместе с моровой язвой, так и те, кто не умирал от голода, погибал от заразы. В то время… попечение и любовь христиан известны стали всем язычникам. Только христиане показали делом сострадание и человеколюбие, постоянно продолжали заботиться и погребать умерших; собирали также из целого города в одно место всех изможденных голодом и раздавали им хлеб. Этот поступок христиан такое произвел действие, что все прославили Бога христианского, а самих христиан признали благочестивыми людьми… Во время жестокой язвы, опустошавшей Александрию при императоре Валериане… христиане показали беспримерные опыты любви к своим гонителям тем, что они только помогали несчастным. Бедствие достигло высшей степени, и нужда во взаимной помощи была самая крайняя. Но язычники не чувствовали в себе никакого сострадания. Каждый из них думал только о себе и собственном спасении. Они оставляли без всякого призрения тех, кто заболевал, – и оставляли не только чужих, но и своих родственников и друзей. Полумертвых выбрасывали на улицы; а мертвые оставались без погребения. Как же христиане смотрели на общее бедствие? Тогда как язычники были в ужасе и отчаивались, христиане спокойно смотрели на несчастье, как на испытание их со стороны Божественного промысла. В пламенной любви к своим несчастным братьям они не думали о себе, а заботились о страждущих, выносили больных на своих руках, а выброшенных мертвых предавали земле и с самоотвержением спокойно подвергали опасности за них жизнь свою. Христиане ходили не только за своими, но и за язычниками, больными и умершими, подвергали себя вместе с ними смерти, так что пресвитеры, дьяконы и лучшие из мирян умирали, и число духовных значительно сократилось в Александрии». Самотверженное отношение к ближним не могло остаться незамеченным. Ведь и Христа любили и почитали за то, что он пострадал за людей. На это же обратил внимание и Гегель (хотя Бердяев пытался уверить, что «философия Гегеля безбожна»): «О двойственности природы Иисуса невозможно забыть. Подобно Геркулесу, который стал полубогом, после того как сжег себя на костре, обожествленный Иисус вознесся только после смерти. Однако если в одном случае алтари воздвигаются только воплощению мужества, герою, ставшему богом, который уже ни с кем не борется и никому не служит, то в другом – алтари и молитвы обращены не только к вознесенному герою; не только воскресший несет спасение грешникам и вызывает их восторг; они поклоняются и тому, кто их учил, кто пребывал среди них и был распят на кресте. Это необычайное соединение и заставляло в течение многих веков бороться и страдать миллионы ищущих бога душ».

В свете сказанного, по мере распространения христианства, возрастала роль могил, святых мощей, разного рода реликвий, образов святых, икон и т. д. Народу трудно обходиться без помощи богов: ведь и язычники поклонялись идолам, образам богов на протяжении многих тысячелетий, если даже не сотен тысяч лет. И было бы величайшим чудом, если бы простой народ вдруг решил отказаться от столь привычного и «надежного» помощника. Характерно, что даже св. Августин вначале высказывался о язычниках как почитателях образов и могил (adoratores imaginum et sepulcrorum). Всякая вера не может существовать сама по себе. Она, как любая материя, нуждается в энергии. Задолго до Будды и Христа всем было «ясно»: нет религии без чуда, нет веры без сказки. Христос исцелял многих больных и убогих: как известно, он, узрев слепого, плюнул на землю, сделал брение из пыли и, помазав им глаза слепому, велел ему пойти и умыться в купальне Силоам. В результате, как известно, слепец пошел, умылся и прозрел. Вскоре культ могил и чудес широко распространился и среди христиан.


Купель Силоамская

Люди – грешны, не могут быть не грешны, но грех – такова природа человека – они хотят (в свое утешение) омыть в чистых водах нравственной, благородной, несокрушимой веры. Могилы, где были захоронены святые, становились некой предметной реликвией, будто бы обладающей чудодейственной силой. Без чуда никак нельзя, ибо чудо толкает к Богу и к Церкви огромное количество людей. Вот и Макар Иванович в «Подростке» Достоевского говорит, что «невозможно быть человеку, чтобы не преклониться; не снесет себя такой человек, да и никакой человек». Так или иначе, даже если он и «Бога отвергнет, так идолу поклонится – деревянному, али златому, аль мысленному». Так уж устроено сие существо.

Поэтому в мифах, в текстах Библии, даже в поэзии, мы зачастую видим примеры такого рода «наглядной агитации». Вспомните хотя бы строки В. Брюсова, обращенные к людям Ассура в храме Бэла:

Народ стонал, ошеломлен бедой,
И яростно все требовали чуда,
Теснясь во храм с надеждой и враждой…

С того самого момента, как христианство становится официальной религией, церковные власти начали неустанно и неусыпно заботиться о том, чтобы почитание святых и мощей стало «христоцентричным». С конца IV и до VI в. почитание мощей распространяется на всю Западную Римскую империю. В результате, к V–VI вв. множество базилик обзавелось уже собственными мощами. В целом ряде случаев в так называемых «мартириях» («церквях мучеников») у алтарей, сооруженных в честь того или иного святого, стали устраиваться особые службы, с жертвоприношениями, молебнами, песнопениями, что продолжались порой до рассвета.


И. Репин. Воскрешение дочери Иаира

Почитание мощей со временем приобретало все больший размах. Культ этот, отмечают ученые, поощрялся, находясь под жестким контролем епископов – этих, по выражению П. Брауна, «настоящих импресарио» массового христианского воодушевления. Возможно, в этой связи читатель вспомнит фильм «Праздник святого Иоргена» с прекрасными актерами И. Ильинским и Кторовым в главных ролях. Могилы мучеников, храмы, церкви становятся важными центрами активной религиозной жизни. Там есть все, что надо, – толпы зрителей, чудеса, слезы умиления. «Их феномены пророчества, «теомании» и т. д. хорошо изучены… эти феномены энтузиазма были рассчитаны на зрителя, – видения света в небесах, божественные голоса, кровавые слезы и т. п.». И ныне видим, как многотысячные толпы паломников направляются к святым местам. Им охотно покажут камень Каабы, зуб Иоанна Крестителя, копье Карла Великого, с гвоздем из распятия Иисуса, миротворящие иконы в сотнях русских церквей и монастырей. Надо представить себе, сколь, вероятно, необходим (эмоционально и духовно) миллионам верующих сам феномен поклонения. Скажем, крестные ходы с мощами Великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары, отдавших в 1918 г. жизнь за Веру Православную, собирают уже около 10 млн человек, которые идут к ним с поклоном. Еще более важными в духовно-воинском и политическом отношении могут стать крестные ходы в Борисоглебске, посвященные Иринарху. Сей русский мученик славен даже не тем, что носил на себе 140 крестов и 150 кг железных вериг, но своим Словом великим, ибо по его духовному повелению войска патриотов, Скопина-Шуй-ского, Минина, Пожарского, пошли на захваченную врагом Москву и взяли ее штурмом, остановив Смуту в России…


Борисоглебский монастырь под Ярославлем

И то, что в этих процессиях и молебнах могли принять участие мужчины и женщины, как богачи, так и нищие, как аристократы, так и рабы, как коренное население, так и чужаки, делали эти «карнавалы веры» особенно привлекательными для толп, ибо в них «торжествует» половое и социальное равноправие. Важным источником наглядной агитации (и, разумеется, дохода) стала для церкви торговля мощами. Это способствовало распространению христианства, ибо давало наглядные подтверждения чудесных возможностей религии. Естественно, это же привело и к росту злоупотреблений, обману и соперничеству конкурирующих особ. Так, в Галлию и Германию, где мощи были тогда редким явлением, их доставляли из других мест, в особенности из Рима. Прикоснувшись к ним, верующие получали свой «пропуск на небо».

До нашего времени дошло не так много первых могил и захоронений христиан. Поэтому явный интерес представляют руины комплекса Манастирины, старый монастырь в Сплите, с постройками от II до VI века. Находящиеся в северной части древней Салоны фрагменты архитектурных сооружений – колонны, базы, капители и саркофаги – и ныне сохранили как саркофаги язычников, так и могилы первых мучеников христианства. С кладбищем связана легенда о первом ревностном проповеднике христианства в тех местах, епископе Салоны, Домнионе, погибшем при Диоклетиане мученической смертью за христианскую веру. Обнаруженные на могилах надписи рассказывают о епископе, о погребенных тут солдатах, о священнике Астерии, диаконе Семптимии, принявшими веру под влиянием Домниона.


Г. Доре. Хождение по водам. Евангелие от Матфея (14: 22—31)

Древние культы не могли вот так просто взять и умереть. Сознание человека нуждалось в покровителе. Поэтому появляется культ местночтимых святых, как существовали когда-то местные божества. Народ шел в храмы, к гробнице, склонялся пред иконой в надежде получить расположение небес и их защиту в годину бедствий… В легендах о Димитрии говорится, что перед лицом небесных посланцев он отказался покинуть почитавший его город. Такой небесный заступник есть у любого города в любом месте земного шара. Он должен сделать город неприступным, как когда-то Палладий – город Трою. Подтверждений вполне конкретной и прагматической миссии священных реликвий превеликое множество. Когда персы решили штурмовать город Эдессу (Сирия), они обнаружили на всех городских воротах надпись с текстом послания Христа, который обещал городу свою личную защиту (544 г. н. э.). Позже к этому посланию, которое сохранялось как реликвия, добавился и образ. В Константинополе нерукотворный образ Христа, реликвия крестного древа и риза Марии демонстрировались на городских стенах как оружие обороны против войска нападавших. Случаев же, когда ящики с мощами при вскрытии распространяют сильное благоухание, а иконы Христа, святых и мучеников обильно льют слезы, просто невозможно и перечесть. Кстати, те же ожидания чуда присутствуют во всех мировых религиях без исключения. В Патика-сутте у индийцев рассказывается история, в которой некий глупый ученик выражает недовольство тем, что Будда отчего-то не творит чудес и не высказывается о начале вещей.


Бутыль паломника

Масса живет и руководствуется все же совершенно иными ощущениями, чем рациональные умы. Поэтому даже веские возражения тех, кто упрекал святых отцов в шарлатанстве, не могли стать препятствием для распространения христианства в массе людей. В сочинении Цельса «Правдивое слово» (сохранилось в подробном пересказе у Оригена, в его трактате «Против Цельса») тот обвинял слуг религии в том, что они сами, как и их родоначальники и предшественники евреи, – колдуны. Он оценивает их (как и вообще колдунов) как шарлатанов. Цельс говорит о египетских чародеях очень недвусмысленно: «Но ведь ничуть не хуже чудес, совершенных Иисусом, дела чародеев, обещающих еще более удивительные вещи, и то, что совершают выученики египтян, отдающие посреди рынка за несколько оболов свои замечательные знания, изгоняющие бесов из людей, выдувающие болезни, вызывающие души героев, показывающие призрачные роскошные пиры, трапезы, печения и лакомства, приводящие в движение не существующих в действительности животных, являющихся таковыми лишь для воображения» (Orig. Contr. Cels. I, 68). Весьма показательно в словах Цельса то, что он указывает, каким образом египетские чародеи и христианские кудесники оказывали на людей воздействие. Известно, что ныне уж накоплен солидный научный опыт изучения некоторых так называемых «паранормальных явлений». Факт их существования признан наукой и бесспорен. Один из примеров – девочка, делающая с помощью рефлексии точный анализ внутренних болезней, что подтвердилось данными томографа. В некоторых людях природой заложены исключительные способности, которые, естественно, не могли не поразить воображение тех, кто наблюдал за этим волшебным действием (иначе тут и не скажешь). Однако все это – абсолютно материальные, природные (а не божественные) «дары небес». И они с успехом использовались в ходе врачебной, миссионерской, церковной или рыночной практики. Но разве всевозможные жрецы (многие тысячи лет до Христа) не промышляли тем же самым!


В. Васнецов. Положение во гроб. Плащаница. 1896 г.

И каждый год тысячи паломников устремляются в Иерусалим, на Голгофу, где три дня покоилось тело Богочеловека, где Христос и пострадал за грехи наши крестной смертью. Они находят утешение и откровение в паломничестве к святым местам. Может быть, это чувство единения и придает тысячам верующих некую особую энергетику. Христианину, как писал Г. Флоровский, не свойственно чувствовать себя уединенным и обособленным. И недаром говорят: unus christianus, nullus christianus («Один христианин – не христианин»).

Храм Христа воздвигнут был в христианском квартале Иерусалима, на месте, где распят, погребен и воскрешен Христос. История сего храма такова. После разрушения римлянами города и смерти Христа прошли годы и годы (почти 200 лет). За это время многие беды обрушивались на Голгофу. В частности, император Адриан приказал сровнять место между Голгофой и пещерой погребения, завалить сверху мусором и на том самом месте соорудить языческий храм. Все это было сделано с одной целью – убрать из тех мест христианских паломников. Но на удивление всем – те продолжали идти и поклоняться этим святым местам…


Н. Бруни. Овечья купель. Исцеление расслабленного. 1885 г.

Когда император Константин принял христианство, он приказал соорудить на том месте храм дивной красоты, что был бы «великолепнее всех храмов, где-либо существующих, и чтобы другие здания при храме были гораздо превосходнее самых прекрасных по городам строений». Возведение храма над Гробом Господним начала осуществлять в 326 г. н. э. мать императора Константина, царица Елена. И уже в 333 г. Храм был освящен митрополитом Кесарийским, – Евсевием Памфилом. Он, как первый церковный историк, и составил его описание. Храм простоял 300 лет, пока персидский царь-огнепоклонник Хозрой не вторгся со своей армией в Иерусалим и не разрушил его (614 г. н. э.). Однако уже на следующий год, уступая просьбам жены-христианки, он выстроил тут же другой храм, хотя и не столь великолепный, как предыдущий. В дальнейшем храм не раз будет разрушен и ограблен. Но свято место пусто не бывает. Все христианские исповедания хотели быть ближе к Храму Воскресения. Сверху Храм Воскресения покрывают два купола, увенчанные крестами. Один из них возвышается над часовнею Гроба Господня, другой же – над Православным приделом Воскресения.

Одним словом, образ Христа, история его жизни, трагической кончины, следы пребывания Его и Его семейства продолжают волновать людей. Примером тому является и знаменитая Туринская Плащаница, вокруг которой шли и по сей день идут бесконечные споры и бурные дискуссии. Как известно, плащаница будто бы представляет собой ту ткань, в которую завернули мертвое тело Иисуса, снятого с креста. Подлинна ли она? Если да, это первое материальное подтверждение реальности бытия Его Личности, Его ухода из мира и возрождения. Стали подсчитывать даже математическую вероятность события. В итоге профессор теологии университета Лойолы Филас (США) сообщил: вероятность того, что на Плащанице изображен иной человек, не Иисус, равна 1 против 10. Другие называют еще более впечатляющие цифры: так, профессора Т. Зеули и Б. Барберис из Туринского университета утверждают, что вероятность того, что на Плащанице следы не Иисуса, а кого-то еще – 1 против 225 миллиардов, другие (Стевенсон и Хабермас) дают соотношение 1 против 82 944 000. Дж. Новелли считает: столь высокая степень вероятности практически означает одно – установление личности. Но вопросы остаются. Во-первых, на Плащанице нет ясных и точных свидетельств того, кто именно на ней изображен. Во-вторых, как пишет В. Илларионов, к сожалению, «вероятность остается вероятностью, а не действительностью». К тому же, если судить хотя бы по данным радиоуглеродного анализа, временные рамки Туринской Плащаницы невелики по историческим масштабам. Нижняя граница пролегает где-то на рубеже 1260 г., верхняя – в 1390 г. Видимо, следует прибавить к этому времени сто лет на возможный период появления (или «изготовления») отпечатка. Получается – 1490 г. Что это за время? Время деятельности и последующей канонизации известного деятеля Церкви – святого Фомы Аквинского (1225–1322). Тогда же творили Данте и Петрарка. Время – довольно смутное и полное тяжких испытаний. Шла Столетняя война Англии и Франции (1337). На Европу обрушилось страшное поветрие бубонной чумы (1304–1374). Чума погубила треть всего населения континента. Неудачей завершился и восьмой крестовый поход на Святую землю.

В тех условиях вера в Христа-избавителя оставалась последней надеждой. Доверчивость людей к чудесам возрастает в трагические, страшные и гибельные эпохи. Об этом писал Боккаччо в своем «Декамероне». Правда, слухи о том, что автором оттиска Христа мог быть великий Леонардо да Винчи, что известен загадками и тайными смыслами, якобы зашифрованными в его творениях, не очень-то достоверны. Но были и другие блистательные художники, к примеру – Пьерро делла Франческа и другие. Ученые разнятся во мнениях в отношении «феномена плащаницы»: одни ставят под сомнение давнее ее происхождение, другие, Р. Роджерс из США (Лос-Аламос), утверждает, что данные радиоуглеродного анализа указывают на почтенный возраст артефакта – около 2000 лет (относят ее к эпохе Христа). Иной пример чуда – это образ Марии Гваделуп-ской (плащанице в Мексике – около 500 лет).


Заклинание Мефистофеля

Без знаменитых реликвий нет веры, ибо чудо и надежда – вот две опоры церкви. Две из трех церквей Богоматери, построенных императрицей Пульхерией (ок. 450 г. н. э.), обладали и знаменитыми реликвиями одеяний. Согласно легенде, риза, пояс Богоматери, икона работы евангелиста Луки – Одигитрия, прибыли из Иерусалима. Этимологически икона – от греческого eikon, что в христианском понимании значит животворящий образ. Указание на понимание чудо-творного характера икон Христа обнаруживается и на иконе св. Сергия и Вакха VI в. в Киеве, где оба святых изображены в воинских одеяниях. Хотя известны сказания о нерукотворном образе, сами образы и реликвии выглядели очень даже рукотворно. Христиан одно время даже упрекали в религиозном материализме. Так, Леонтию Кипрскому пришлось защищаться от обвинений, говоря, что дело тут вовсе не в почитании дерева, камня, серебра или золота, но частицы Святого духа (ок. 600 г.). Однако именно то, что все эти священные реликвии, амулеты, иконы имели материальный характер, и делало их особо ценными для верующих. Их можно было не только увидеть, но и иметь у себя дома. Скажем, в VI в. в Риме практически над дверью каждой лавки висел амулет сирийца Симеона Столпника. Затем икона все чаще становилась в жизни горожан и селян видимым выражением невидимых уз, которые связывают смертных с небом.

Сегодня ученые пытаются найти научное обоснование некоторым таинственным явлениям, которые имели и имеют место среди определенного числа верующих в разных странах. Сибирский ученый Г. Ф. Плеханов, исследующий различного рода аномальные явления человеческой психики, в книге «Тайны телепатии» попытался ответить на вопрос, в чем же тайна тех феноменов, что случаются в жизни верующих и которые современная наука относит к парапсихологии.

«Как же они трактуются религией? Здесь практически все конфессии едины во мнении. Парапсихология – разновидность оккультизма. Это богомерзкое занятие, оно от сатаны, дьявола, нечистой силы, но не от Бога. В то же время Христос ходил по воде, воскрес, лик его окружен сиянием. Разве это не из парапсихологических феноменов? А Будда и вся восточная мудрость? Там ведь тоже сплошь чудеса и тайны. Наконец, Йога… Что это? Философия, религия или просто обычаи и верования? Нет, здесь не все так просто». Он же далее продолжает: «Попробуем посмотреть на парапсихологические явления с позиции религии, но без религиозных догматов. Есть единый Бог (Сын Божий Христос, Аллах, Будда или еще кто-то). Он создал все сущее, включая человека (уверяет религия. – В. М .), со всеми его достоинствами и недостатками, смертным телом и бессмертной душой. Но учел ли при этом возможность прямого общения человека с собой? Согласно всем религиозным конфессиям – да. Христианин с мольбами и просьбами обращается к Христу, мусульманин – к Аллаху и т. д. В некоторых конфессиях между человеком и Богом есть посредник – священнослужитель. В других – человек сам (без церкви) обращается к высшему существу непосредственно. Вдумайтесь в смысл любой молитвы, ведь это не что иное, как прямое телепатическое общение человека с Богом. Таким образом, по крайней мере, один парапсихологический феномен – телепатия – не только признается всеми конфессиями, но является их непременным атрибутом. А что такое ясновидение, вещие сны, бестелесные духи, посещающие верующего в состоянии экстаза? А кровоточащие раны (стигматы) на теле у особо верующих в тех местах, где прибивали Христа к кресту при его распятии?» Так означает ли это чудо?


Маг, заклинающий духов

Нет, никакой магии тут нет! Исследования ведущих ученых мира (А. С. Попова, Г. Маркони, В. М. Бехтерева, Ф. Кацамалли) позволяет предположить, что человеческий мозг не только излучает довольно мощную электромагнитную энергию, но, видимо, вступает в контакт с природой и Вселенной. Человек, видимо, не только может «посылать сообщения на гораздо большие расстояния, чем какой-либо передающий механизм» (Г. Маркони), но, возможно, способен «ощущать и замечать электрические волны в эфире» (А. Попов), и даже воздействовать на собственное тело или на тела других людей, а также на их мысли и поведение. Кстати, и недавние исследования новосибирских ученых, поместивших чудотворную икону рядом с двумя группами мышей, одна из которых подверглась действиям яда, но рядом с иконой почувствовавшая себя намного лучше, чем другая партия, также заставляет нас задуматься над тайной веры.

Вообще многое еще остается непознанным. Можно предположить, что все сущее несет в себе информацию. И разве нельзя представить, что мир образов, также как и мир идей, имеет свои коды, которые еще подлежат расшифровке. Новейшие открытия в физике, генетике и биологии ставят больше вопросов, нежели дают ответы… Разве нельзя предположить, что человек (или богочеловек) является мощнейшим излучателем энергии и резонатором?! Но если это так, то и Слово иного человека (или Бога?), руки его или даже взгляд могут обладать поистине уникальной и даже чудодейственной силой. Биологи Гурвич, Любищев, Беклемишев, Гаряев, стараясь приблизиться к решению этих сложных проблем, высказывали следующие мысли: наши гены дуалистичны – они вещество и поле одновременно; полевые эквиваленты хромосом размечают пространство-время организма и тем самым управляют развитием биосистем; гены обладают эстетически-образной и речевой регуляторными функциями. Если предположить, что человек – это генетическо-передающая установка и ретранслятор некой энергии, то он в состоянии совершать «чудеса» силой воли и мысли. А это означает, что он в состоянии силой мысли (которая очень мощное оружие) преобразовать нашу жизнь.


И. Босх. Несение креста. Фрагмент

Ничуть не менее важной, и даже с точки зрения истории куда более значимой, стала проблема или дилемма выбора между добром и злом (между Христом и Иудой, Христом и Цезарем). Она всегда стояла и будет стоять перед человечеством. Одним из самых ярких воплощений извечной борьбы сил добра и зла стали картины А. Дюрера и Иеронима Босха «Несение креста». Вспомним сюжет этих картин… В центре художники изображают измученного Христа в терновом венце. Он окружен враждебной и злобной толпой. Лишь несколько фигур воплощают участие (Симон Киринеянин, поддерживающий крест и старающийся облегчить муки Христа, и милосердная Вероника с платком, которым она отерла его лик). Иные видят в уродливости персонажей маски актеров. Нет, это просто люди, снявшие маски и представшие в реальном обличье. На первом плане Босх изобразил фарисея с хитрой ухмылкой. Рядом с ним изображены злобные и жестокие физиономии. Безусловно, это жители Иудеи и римские солдаты. Правда, распятие было не иудейской, а римской формой наказания, и Лука говорит, что после смерти Христа весь народ, собравшийся на это зрелище, разошелся по домам, «бия себя в грудь».

Рассматривая нравственную борьбу как проблему отдельного человека и как явление мирового порядка, Босх в его оценках действительности приходил к резким выводам. Мир полон ненависти и зла, которые настигают и губят человека. Почти все действующие лица картины охарактеризованы как существа порочные, игрушки в руках низменных инстинктов. Толпа бессмысленна и жестока. Достаточно взглянуть на мужчину, у которого серьги воткнуты в подбородок, или на того, кто повесил цепочку у рта, чтобы убедиться: ни на что иное эти существа не способны, кроме варварства, безобразия и глупости. Злорадство, тупость, садизм и ненависть взирают с их омерзительных лиц… Босх прибегает к гротеску. Его образы живут по законам реального мира и поэтому так убедительны. Не случайно первосвященники, чиновники с большей охотой готовы защищать бандитов и разбойников. Ведь именно они и натравили толпу на Иисуса. В свою очередь, толпа предпочла Христу разбойника Варраву. Если сопоставить хронологию важнейших событий того времени (распятие и казнь Христа, восстание зелотов, предательство жрецов, властных элит, гонение христиан, разрушение Иерусалима и Храма), становится очевидной связь между всеми этими событиями. И даже муки и страдания Иисуса должны в конечном счете привести к объективной победе над Злом мира.


А. Чизерри. Ecce Homo. (Се Человек.)

Чтобы победить зло, нужно сражаться против несправедливости. Однако Христос не только победил Зло (по крайней мере, в мыслях), но он сумел вдохновить и вооружить Добро и Красоту. Выдающиеся мыслители, писатели, художники, музыканты обращались к теме Христа, видя в том возможность полнее раскрыть натуру человека – лучшее в нем. Все чистое, прекрасное, идеальное, возвышенное, благородное, милосердное, щедрое и умное, что делает нас существом высшего порядка. В 1500 г. Альбрехт Дюрер изобразил себя в образе Христа в своем «Автопортрете». Картина – визитная карточка живописца. В ней предстал человек-Бог. Прекрасно одухотворенное лицо – с излучающими зеленоватый свет глазами, правильными чертами, с вьющимися волосами, тонкими и нервными пальцами. Внешне Дюрер выглядел иначе. Но художник поставил тут цель – изобразить лик Творца, придав образу собственные черты. В самом деле, если Христос – богочеловек, то почему бы и не дерзнуть самому предстать в образе человекобога?! Замысел сей вовсе не случаен. Возможно, идея была подсказана художнику философом Николаем Кузанским, оказавшим большое влияние на Дюрера. Тот утверждал, что подражание Христу, его жизни и облику является великим благом и достойно восхищения. Знаменательно, что сам художник придавал портрету особое значение, пометив его своей монограммой и снабдив латинской надписью: «Я, Альбрехт Дюрер, нюрнбержец, написал себя так вечными красками…» Все верно – о вечном и нужно писать «вечными красками». Дюрер не раз будет потом возвращаться к теме. Остались рисунки и гравюры, где он изобразил самого себя в образе Христа – слабым, измученным, истерзанным, умирающим. Идея художника, показавшего Христа, выражена в словах самого Дюрера, как-то заметившего, что сразу вслед за Богом идет художник!

Всюду идет борьба за образ Иисуса, хотя эта борьба напоминает порой петушиные бои – со статьи К. Каутского с таким же названием (1908) до романа Н. Казандзакиса «Последнее искушение», или созданного на основе романа фильма М. Скорсезе «Последнее искушение Христа», или «Страстей Христова» М. Гиббсона. Греческий писатель Казандзакис так объяснил свое обращение к светлому образу Христа: «Чтобы я мог дать высочайший образец борющемуся человеку, чтобы показать, что он не должен бояться мучения, искушения и смерти, так как все это может быть побеждено, и было уже побеждено, эта книга была написана. Христос мучился, и с тех пор мучение стало святым; штурмовало его, до последнего мгновения, Искушение, чтобы увести его с пути, и Искушение было побеждено; распят был Христос, и с тех пор была побеждена смерть». Оказалось, увы, что Христу гораздо легче было победить все свои искушения, нежели иным священникам, проповедующим его учение, победить те чисто мирские пороки и соблазны, которые вовсе не исчезли с появлением христианства. Более того, по словам Либания, христианское духовенство не преминуло использовать религию в корыстных целях: «Только прослышат они, что в деревне есть чем поживиться, тотчас она у них, оказывается, и жертвы приносит, и творит непозволительные вещи, и нужен против нее поход, и «исправители» тут как тут – это название прилагают они к своему, выражаясь мягко, грабительству». Но даже обычных поборов, даров, подарков и взяток церковникам-христианам показалось мало. Либаний пишет: «И землю они присваивают себе, заявляя, что она посвящена, и многие лишаются отцовских владений». «Что это иное, как не война с земледельцами в мирное время». В итоге религия (точнее, ее слуги), обещая беднякам и гражданам спасение и благоденствие во Христе, фактически много лет обирали и грабили, словно жестокие разбойники, свой народ: «всюду бедность, нищенство, слезы, земледельцам представляется целесообразнее просить милостыню, чем обрабатывать землю». И повсюду царит не Бог, а власть земная, являющаяся «всесильным владыкой» (Пиндар). Что же касается Бога, то слова, сказанные Цельсом, никем так и не были опровергнуты: «Христиане и иудеи! Ни один бог и ни один сын божий не спускался и не стал бы спускаться на землю». Греки вообще были против антропоморфных богов. Правда, Гераклит говорил: «Обращающиеся к безжизненным богам (люди) поступают так, как если бы кто разговаривал со стенами». Такого же мнения, по словам Геродота, придерживались персы. Гераклит не отказывался от идеи бога, которая, по его мнению, объемлет «всё бытие». Другие стояли скорее на позитивно-научных позициях. Их девизом были слова Эпихарма: «Трезвость и постоянное сомнение суть основы ума»; или, как сказал Лукиан: «Быть трезвым и ничему не верить». Лучше быть трезвым и верить в любимое дело и собственные силы.


А. Дюрер. Автопортрет

Кстати, заметим, что и в язычестве были своя прелесть, чистота, естественность. Ж. – Б. Северак в статье «Антихристианство Розанова» выразил существо проблемы, сказав о достоинствах этих «природных религий»: «Человечество подобно ребенку. Вавилон, Египет, Греция и Иудея любили в природе то, что в ней есть наиболее божественного – плодовитость. Цивилизации этих народов, более близкие к природе, были более истинными и святыми. Они лучше сохранили воспоминание о Рае, о первобытном райском состоянии; они остались чисты и близки к богам. Египет имел сфинксов – символ глубокого единения божества и людей. Далекие от того, чтобы отворачиваться от пола, эти древние народы видели его величие, доказательством чему служат многочисленные культы Востока и Греции, начиная с культа Изиды и кончая культом Афродиты. Но благоговение перед половой жизнью сильнее всего проявлялось у иудеев; они поняли божественную заповедь: плодитесь и размножайтесь; они чтили семью и создали из пола высшую точку соприкосновения человека и божества, что видно из обряда обрезания. До-христианские народы до того обожествляли пол и плодовитую любовь, что требовали их почитания. Вот чем и объясняется их ожидание Мессии». Не со всеми утверждениями автора можно согласиться. Вряд ли сам по себе обряд обрезания был символом веры. Акт сей не прибавляет ни ума, ни духа. Но вот то, что христианство, убив богов природы, совершило грех величайший перед будущим, над этим стоило бы ныне поразмыслить. Говоря об отношении Розанова к христианству, автор продолжает: «Оглядываясь вокруг себя, Розанов приходит в ужас от того, что видит. Первобытная чистота человека исчезла; люди как бы стыдятся того, чему они обязаны жизнью и что дает им возможность создавать новые жизни. Детоубийства учащаются; проституция с каждым днем расцветает; вместо того, чтобы смотреть на семью «как на высшую ступень близости к богу», ее не чтут. Потеряв то, что являлось самым надежным его религиозным принципом, человечество перестало быть интересным и прекрасным».

Любовь к природе и религия пали одновременно. Когда же это случилось? – спрашивает г. Розанов и отвечает: со времени Христа… Христианство вдруг отняло у людей их святое благоговение перед жизнью и в то же время убило в них истинное религиозное чувство. В течение двух тысяч лет целомудрие возводится в единственную действительную и спасительную добродетель. Была разбита связь, существовавшая между землей и небом, так как «единственным средством попасть на небо сделалось отрицание земли, чувство стыда за половые наклонности, борьба с любовью и сожаление о плодовитости брака». Действительно, мы увидим, как христианство вскоре обрушится и на любовь, и на людей, продолжив в Церкви «дело избиения невинных». Однако на высшей чаше весов Разума для многих (и для нас в том числе) вера необходима (и не потому, что она истинна, но хотя бы даже потому, что для очень многих она служит надеждой, спасением и утешением).


Б. Мурильо. Поклонение пастухов. 1650—1655 гг.

Действительно, в христианстве были и есть здравые начала, выполняющие роли важных регуляторов в социальной, духовной, культурной, экономической жизни нашего общества. Вера была «чудом созидающим». А о язычестве архиепископ Иоанн сказал так: «Корнями своими славянское язычество уходит в седую древность. В его основании (как в основании всякой религии) лежит некая духовная реальность. И хотя мы лишены возможности непосредственного видения духовных источников, но все же можем судить о них, памятуя слова Господа: «По плодам их узнаете их». Плоды язычества с его безнравственностью и жестокостью не оставляют сомнений в разрушительной богоборческой сущности того начала, которое стремится к воплощению через многочисленные языческие культы. И славянское язычество не было исключением». Однако мы все же не стали бы воспринимать язычество только с одной негативной стороны. В противном случае нам пришлось бы отказаться от всего античного наследия!


Образы святых отцов – св. Антоний и св. Павел

Без понимания язычества нет понимания и христианства. Зелинский не случайно напишет вдохновенный гимн греческим богам («Vince, Sol!» – (лат.) «Побеждай, о Солнце!»). Будучи верующим христианином, он совершенно искренне и верно полагал, что былую античную религию может понять только религиозно настроенный человек. Поскольку многие из нас переживают трагедию веры и трагедию безверия, не зная, какую из них все же предпочесть: первые затворяются в мире, что далек от современных законов и реалий, вторые, не найдя себя в этом холодном и злом мире, тоже мечтают о горнем. Ни те, ни другие не находят полного удовлетворения. И, как писал Зелинский, нам, вольно или невольно, приходится обращаться к богам античности, когда мы не находим ответа в церковных или библейских истинах… «Нет, исходя из совершенно правильной мысли, что наша умственная и нравственная культура есть продолжение античности, а не юдаизма, поэт (Иккерман в «Мерлине») представил в своем сатане именно античную религию, поскольку она выражалась не в культах, а в сознании просвещеннейших мужей древности… Та религия античности, о которой идет речь, была, правда, побеждена христианством, но не уничтожена им; она всплывает наружу везде там, где светоч христианства тускнеет…». Мир больше говорит о христианстве, чем им живет.

И науке следует вести себя «крайне осторожно» с религией. Тут придется делать выбор – или вера, или разум. Впрочем, часто наука служила основанием для создания религиозных построений. Как известно, Августин воспользовался истиной в математике (2+2=4), говоря о необходимости и истинности теологических истин. Прекрасная идея, если принять во внимание, что вера не требует доказательств истинности существования Бога. При таком подходе понятно, что церковь нередко, как мы убедимся в этом в дальнейшем, будет выступать палачом науки. Причины такой реакции «святых отцов» понятны, ибо наука требует точных доказательств, а не утверждений типа «Верую, хотя это абсурдно». К тому же миры науки и религии часто приходили к столкновению. Скажем еще более определенно: увы, там, где начинается вера, там заканчивается наука. Я. Буркхардт верно писал: «Монах преследовал идеалы и цели, являвшие полную противоположность языческой сверхобразованности и распущенности, и если между двумя нравственными мирами, именуемыми «язычество» и «христианство», и существовали точки, где они примирялись или даже сближались друг с другом, то, по крайней мере, в данном вопросе отношения между ними строились на глубинной, неискоренимой враждебности. Каждая строчка, дошедшая от предыдущих столетий, будь то иероглифы или греческая скоропись, несла на себе омерзительный отпечаток язычества, идолопоклонничества, колдовства; потому читать оставалось (настолько, насколько чтение дозволялось вообще) только благочестивые христианские книги, написанные большей частью такими же монахами или переведенные на египетский с других языков. Ситуация с древним искусством была такая же, как с древней литературой; Аммония, например, восхваляли, поскольку, навестив Рим, он заметил там лишь базилики Святого Петра и Святого Павла. Далее строгая дисциплина должна была отрезать монаха от всех его предыдущих связей, в первую очередь от семьи, оберегать его от создания новых и заставлять трудиться. Правила Пахомия носят по преимуществу мрачное впечатление полицейских постановлений, и в этом их позволительно сопоставить с Уставом святого Бенедикта… Конечно, не следует искать идеал христианской жизни среди монашеских поселений». Христианскую жизнь лучше всего вести в образованной и культурной среде. Вспомним, что сказал Августин военачальнику Бонифацию, когда тот вдруг захотел оставить надоевшую ему военную жизнь и стать монахом. Он сказал: хороший военачальник-христианин куда нужнее, чем еще один монах среди бесчисленного множества монахов! Потому и мы хотим, чтобы Христос не посрамлял книжников (в том нет ни славы, ни пользы ни Ему, ни Церкви), а выступал с ними заодно и в дружном строю (во славу человечества)…


П. Веронезе. Иисус среди мудрецов в храме. 1558 г.

Впрочем, истины ради надобно сказать, что Бог не только «мешал», но и «помогал» науке. Если бы пришлось перечислить всех ученых, что посвятили Богу свои работы частично или целиком, не хватило бы места в нашей книге. Безусловно, Бог оказался крайне удобным и полезным инструментом для философов, теологов, религиеведов. Он стал основанием ряда существующих систем. Скажем, Шеллинг мыслит Бога как высшую точку системы, как causa sui. Согласно его представлениям, именно Бог делает возможным людскую свободу, то есть свободу следовать добру или злу. Шеллинг пишет: «В Божественном разуме есть система, но сам Бог – не система, а жизнь». Мы представляем божье творение и тем самым принадлежим Творцу. Однако эти умопостроения часто оказываются вне биологической и социальной реальности. Если эта система и царит, то она царит где-то там, в высотах небес, а не на земле.

Тут же на земле светская власть слишком часто пребывает в тенетах Сатаны, с которым церковь и религия просто ничего не могут поделать. Это может означать одно из двух: или Бог – чистой воды фантазия и утопия, или миру потребуется новая Реформация, которая создаст мир и человека по его законам… И тогда, возможно, вновь настанет час церкви! Вспомним о том, что некогда, как сказано в Книге Еноха (100 г. до н. э.), уже имела место преобразовательная атака сынов Божьих на мир человеческий («низвержение ангелов»). Тогда две сотни ангелов под водительством Семазы сошли на землю и взяли себе в жены дочерей человеческих. Среди воинства ангелов, что обучали людей наукам и искусствам, особенно выделялся Азазель. От их брака с земными женщинами и родились исполины, обладавшие к тому же глубокими знаниями и умом. Беда лишь в одном: несмотря на все их познания и прогрессивный образ мышления, эти исполины вскоре стали пожирать людей. Может, время это близится?!

Комментарии

One Response для “Причины популярности христианства”

  1. Гусейн Гурбанов, Баку, Азербайджан пишет:

    О Боге-Творце, Зеноне и космологических заблуждениях.
    Для того, чтобы представить ИЗНАЧАЛЬНОЕ БЕСПРЕДЕЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО (изн. БП-о) разновидно ЭЛЕМЕНТНО (Эл-тно) завершённым НЕОБХОДИМО И ДОСТАТОЧНО (НИД-о) постулировать присутствие в нём двух Эл-тов с ПРОСТО и СЛОЖНО /замкнуто системно проявляемыми СУЩНОСТЯМИ (Сщ-ями)/, а для представления изн. БП-а разнородно Эл-тно завершённым НИД-о постулировать присутствие в нём ещё одного Эл-та – Всевышнего и Всемогущего Бога – имеющего незамкнуто системно проявляемую Сщ-ь. Нетрудно предположить то, что уже при НИД-ном минимальном прирашении НЕМАТЕРИАЛЬНОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ (неМ-ой Сс-ей) Сщ-и Бога – Духа Божьего – НИД-о минимально нисходяще направленно постоянно развёртываемой от М-ой Сс-ей Сщ-и Бога происходит преодоление противопроявляемости Его Сщ-и вследствие распада Сщ-ей ПРОСТО и СЛОЖНО ввиду блокирования исхождения восходяще направленно постоянно развёртываемых неМ-ых Сс-их их Сщ-ей. На основе М-ых Сс-их от бывших ПРОСТО и СЛОЖНО Богом развёртываются Сщ-но противопроявляемые (Адаму изначально противостоят ангелы в числе которых ещё не проявившийся сатана) Эл-ты производного БП-а. /остальное изложено в завершающем варианте «Кратчайшей философии бытия»/
    Завершая начинания Зенона на примере парадоксов разносторонне показавшего абсурдность применения МЕТОДА ЗАВУАЛИРОВАННОГО ОТРИЦАНИЯ (МЗО) к сфере чувственно постигаемого, основанного на отождествлении с математической точкой Сс-их этой сферы, Леметр санкционировал законность применение МЗО к сфере умопостигаемого! Баланс в постижении обоих сфер нарушенный констатациями элейца «восстановился» благодаря предположениям бельгийского священника-физика… Не разобравшись с сутью апорий трудно противостоять научной интерпретации космологического вопроса!
    Зенон раскрыл картину дискредитации как фиксируемого в ОТНОШЕНИЯХ (Отн-ях) с Сс-ими сферы ЧУВСТВЕННО ПОСТИГАЕМОГО объективного /Отн-ях №2/, так и самих Отн-й №2 с их представляющим пространственно-временным континуумом, что, однако, не могло удержать тех, кто легко оперирует зафиксированным в Отн-ях №2 от попыток:
    1. дискредитации Отн-й с Сс-ими сферы УМОПОСТИГАЕМОГО объективного /Отн-й №1/ и их представляющего БП-а понятиями «изотропная однородность», «сингулярность» не отвечающим требованиям принципа качественно и количественно Эл-тной НИД-ости для представления изн.БП-а – так полагается базис для космологии.
    2. экстраполяции фиксируемого в Отн-ях №2 на Отн-я №1 – так посредством понятий ложных для Отн-й №1, но верных для Отн-й №2 развёртывается надстройка космологии. Неудивительно, что доказательной базой для такой «науки» должен был стать канувший в бесперспективность БАК (большой андроидный коллайдер).

Оставить комментарий:

Пожалуйста, обратите внимание: В данный момент активна модерация комментариев, поэтому между временем отправки сообщения и его отображением должно пройти какое-то время. Не надо повторять свое сообщение.